Матеос, Энрике

Энрике Матеос
Общая информация
Полное имя	Энрике Матеос Мансебо
Прозвище	Фифиричи
Родился
Гражданство
Позиция	нападающий
Информация о клубе
Клуб
Карьера
Молодёжные клубы
	Боеттичер и Наварро
	Реал Мадрид Кастилья
Клубная карьера*
1953—1961	Реал Мадрид	52 (27)
1961—1964	Севилья	55 (18)
1964—1965	Рекреативо	? (?)
1965—1966	Реал Бетис	16 (3)
1966—1967	Химнастика (Торрелавега)	? (?)
1968	Кливленд Стокерс	31 (16)
1969	Ист Лондон Юнайтед	? (?)
1970—1971	Толука (Сантандер)	? (?)
Национальная сборная**
1957—1960	Испания B	3 (3)
1957—1961	Испания	8 (3)
Тренерская карьера
—	Фуэнкаррал
1975—1976	Галактико Пегасо
1976—1977	Кадис
1978	Депортиво Ла-Корунья
1982—1983	Фуэнхирола
1984—1985	Ориуэла Депортива
1985	Линарес
1987	Ронда
1988	Фуэнхирола
1992	Ориуэла Депортива
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Энрике Матеос Мансебо (15 июля 1934 года, Мадрид — 6 июля 2001 года, Севилья) по прозвищу «Фифиричи» — испанский футболист и тренер.

Игрок

Энрике Матеос был слабо развит физически, что было его недостатком, но он компенсировал это техникой и уверенной игрой перед воротами. Он начал свою карьеру в «Боеттичер и Наварро», затем перешёл в «Реал Мадрид Кастилья», вторая команда мадридского «Реала». Его переход в первую команду состоялся в 1953 году, хотя он стал регулярно появляться на поле только в сезоне 1956/57, когда он был включён в основной состав первой команды. В том сезоне он забил 14 голов в 21 матче, это был его самый успешный сезон. Также его команда одержала победу в Кубке европейских чемпионов 1958/59, в чём Матеос сыграл большую роль. В четвертьфинале он открыл счёт на восьмой минуте в матче с «Винер Шпорт-Клуб», «Реал» выиграл с разгромным счётом 7:1. Также он на первой минуте игры открыл счёт в финальном матче с «Реймсом», во втором тайме преимущество закрепил Ди Стефано. С назначением его бывшего товарища по команде, Мигеля Муньоса, на пост главного тренера команда вскоре начала инициировать смену поколений, Матеос стал реже выходить на поле, и в 1961 году он завершил свой этап выступлений в составе испанского гранда. Он провёл три сезона в «Севилье», где дошёл до финала кубка в 1962 году, а затем продолжил карьеру в «Рекреативо», позднее — «Реал Бетис». После одного сезона в «Химнастика» (Торрелавега) он уехал за океан, где играл в Североамериканской футбольной лиге за «Кливленд Стокерс», там он стал одним из лучших игроков в лиге. В следующем году он перешёл в йоханнесбургский «Ист Лондон Юнайтед», бывший «Ист Лондон Селтик», где играл только три месяца. Его последним клубом стала команда из испанской терцеры «Толука Сантандер».

Тренер

После возвращения в Испанию он тренировал две любительские команы: сначала «Фуэнкаррал», потом «Галактико Пегасо» (до 1976 года). Позднее он перешёл в «Кадис». При нём андалузийский клуб впервые в своей истории вышел в Примеру. После двух сезонов с командой он перешёл в «Депортиво Ла-Корунья», последний крупный клуб в его тренерской карьере.

Ссылки

• [www.transfermarkt.com/enrique-mateos-dagger-/profil/spieler/244868 Профиль на сайте transfermarkt.com] (англ.)
• [www.bdfutbol.com/en/j/j7853.html BDFutbol player profile]
• [www.bdfutbol.com/en/l/l7853.html BDFutbol coach profile]
• [www.national-football-teams.com/v2/player.php?id=33344 NationalFootballTeams data]
• [www.realmadrid.com/sobre-el-real-madrid/el-club/historia/jugadores-de-leyenda-futbol/enrique-mateos-2 Real Madrid biography]  (исп.)

Отрывок, характеризующий Матеос, Энрике

Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.