Меркет

Меркет (англ. merchet) — в средневековой Англии и Шотландии плата, уплачиваемая лично зависимым крестьянином (вилланом в Англии, хазбендменом в Шотландии) своему сеньору в случае выхода его дочери замуж.

Название происходит от староваллийского merched — множественное число от слова «дочь». Меркет подлежал уплате после замужества крестьянской дочери и представлял одну из форм выражения личной зависимости виллана от феодала. Правовым обоснованием права сеньора на получение меркета являлось положение, что замужество и переезд женщины к её супругу лишали феодала одного работника. Обычно меркет выплачивался отцом невесты. Наряду с принципом неограниченности отработочных повинностей, уплата меркета являлась главным признаком принадлежности крестьянина к категории феодально-зависимых вилланов или хазбендменов.

В некоторых регионах (например, Нортумберленд) меркет сохранялся некоторое время и после освобождения крестьян из личной зависимости. Кроме того, несмотря на то, что уплата меркета являлся одной из форм феодальной зависимости крестьянина, свободные землевладельцы и рыцари, владеющие ленами, также были вынуждены в период средневековья получать согласие своего сюзерена на брак дочерей.

Аналог меркета во Франции в эпоху средневековья — формарьяж.

См. также

• Гериот — плата лично-зависимого крестьянина своему феодалу при вступлении в наследство после смерти отца

Литература

• Косминский, Е. А. Исследования по аграрной истории Англии XIII в. — М.—Л., 1947.
• Duncan, A.A.M. Scotland: Making of the Kingdom. — Edinburgh, 1975, ISBN 978-0-901824-83-7
• Stenton, F. Anglo-Saxon England. — Oxford, 1971, ISBN 978-0-19-821716-9
• Poole, A. L. From Domesday Book to Magna Carta 1087-1216. — Oxford, 1956, ISBN 978-0-19-821707-7

Отрывок, характеризующий Меркет

– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.