Мильгаузен, Фёдор Карлович

Фёдор Карлович Мильгаузен (Мюльгаузен; 4 (15) июля 1775, Санкт-Петербург — 23 марта (4 апреля) 1853, Симферополь) — русский врач; один из главных медицинских специалистов русской армии, член Комитета по ученой медицинской части, член медицинского совета Министерства духовных дел и народного просвещения. Действительный статский советник (1846).

Биография

Родился в многодетной семье «кузнечных дел мастера» Карла Ерина Мильгаузена. Один из его младших братьев, получивших известность — Богдан Карлович Мильгаузен.

Фёдор Мильгаузен поступил в Петербургский медицинский институт уже в возрасте четырнадцати лет, и в двадцать лет закончил его со званием лекаря. По окончании института он принял российское подданство. Его врачебная деятельность началась в Обуховской больнице, где он проявил себя как дельный и самоотверженный работник. В 1806 году получил звание генерал-штаб-лекаря Гражданской медицинской части, т. е. главным врачебным инспектором.

За время службы его неоднократно отправляли в места вспыхнувших эпидемий: в 1807 году — в Виленскую губернию в 1808 — в Саратовскую; «за успешное выполнение разных поручений и в вознаграждение отличного усердия к службе произведен в коллежские ассесоры». В 1810 году Мильгаузен был «пожалован Кавалером ордена Св. Владимира 4 степени». В 1811 году он был отправлен к месту эпидемии в Финляндии. В 1812 году за отличия по службе был пожалован в надворные советники. В феврале 1814 года Мильгаузен был направлен в секретную командировку в г. Або и в этом же году Императорская медико-хирургическая академия избрала его своим корреспондентом. За «отличные познания по части врачебной» в 1817 году Мильгаузену было пожаловано 1000 десятин земли, а через год он пожалован орденом Св. Анны 2-й степени и утверждён членом Медицинского Совета Министерства народного просвещения; а ещё через год награждён 3000 рублей и пожалован в коллежские советники.

В 1820 году, страдавшего удушьем Ф. К. Мильгаузена, отпустили в отставку с условием «употребить его по особым поручениям в Крыму, с производством жалованья из Государственного Казначейства по 1500 рублей в год». Приехав в Крым чиновником для особых поручений по врачебной части при Таврическом губернаторе, он поселился в Симферополе в приобретённом имении на 42 десятинах земли с садом. Мильгаузен был в 1822 году утверждён попечителем странноприимного дома Таранова-Белозерова в чине статского советника (с 28 марта); избран попечителем казённой мужской гимназии, членом попечительного совета губернского тюремного комитета, попечителем библиотеки; на собранные по его инициативе деньги в Симферополе была построена лютеранская церковь; 14 июля 1832 года он был принят в число дворян Таврической губернии.

Уже осенью 1820 года, по просьбе феодосийского градоначальника Перовского, Мильгаузен обследовал все крымские карантины; в 1822 году боролся с чумой в Закубанской области (1822), в 1833 году — с холерой в Таврической губернии.

С 1821 года до конца жизни он проводил метеорологические наблюдения. В 1835 году Ф. К. Мильгаузен был избран членом Московского общества испытателей природы. Данные метеонаблюдений Мильгаузена впоследствии были обработаны П. И. Кеппеном и Г. И. Вильдом и опубликованы в летописях Главной физической обсерватории. В 1835 году он также был избран членом-корреспондентом статистического отделения совета Министерства внутренних дел (этому отделу он посвятил свои наблюдения с целью составления фундаментального труда по медико-топографическому описанию Крыма).

Активно занимался врачебной практикой и пользовался искренней любовью пациентов, о чём свидетельствует празднование 50-летия его врачебной деятельности, состоявшееся в апреле 1846 года. По инициативе предводителя дворянства А. И. Казначеева была объявлена подписка на приобретение подарка юбиляру, причем было поставлено условие, что сумма пожертвования не должна превышать 1 рубль. Многие лица пожелали таким образом высказать Мильгаузену свою признательность. На собранные деньги была заказана серебряная ваза по рисунку И. К. Айвазовского. На одной стороне вазы была изображена аллегорическая картина: на фоне Чатырдага Федор Карлович сидел в кресле, ему с поклоном подносил хлеб-соль русский мужик, за ним располагалась группа — татарин, немец, караим, еврей и армянин — все в национальных костюмах. В Симферополе в те времена говорили: «Половину города лечил Мильгаузен, в то время как другую половину — Арендт». Генерал-губернатор князь М. С. Воронцов прислал юбиляру поздравительное письмо с награждением его чином действительного статского советника; во время торжественного обеда в здании Дворянского собрания была исполнена кантата написанная другом юбиляра А. Н. Серовым, а Императорская медико-хирургическая академия вручила Мильгаузену высшую награду — диплом доктора медицины.

Фёдор Карлович Мильгаузен скончался в марте 1853 года. В конце XIX века городская дума приняла решение назвать его именем образовавшуюся улицу, где стоял его дом. Весной 1820 года этот дом и усадьбу Ф. К. Мильгаузен купил у наследников члена Таврического областного правления Герасима Ивановича Беляева. Его посещали выдающиеся учёные, композиторы, художники: И. К. Айвазовский, Х. Х. Стевен, П. И. Кеппен, А. Н. Серов, С. И. Танеев; лечились в разное время К. Н. Батюшков, В. А. Жуковский, В. Г. Белинский, М. С. Щепкин, А. С. Пушкин. По примеру своих коллег — врачей-естествоиспытателей X.Х. Стевена, А. Ф. Арендта и Бетлинга увлекся садоводством и создал сад, ставший образцом садовой культуры; изучал флору и фауну Крыма.

Хозяин дома Федор Карлович, его жена и две дочери любили свой сад, который граничил со смежными владениями графини Нарышкиной, Х. Х. Стевена и Ф. А. Дессера. Ю. Н. Бартенев в своем дневнике описывал сад Мильгаузена: «Сад у него на пятидесяти десятинах, плодовые деревья насажены у него в симметрическом, кажется в четырехсаженном расстоянии. Новый сад засадил сам хозяин, фрукты с него поступают в продажу, а перед домом его есть садик… Есть и другой сад, там водяная мельница. В этом саду деревья старые: я видел величественную осокорь, видел белый тополь, видел вишни колоссальной величины и толщины». От этого сада до нашего времени дожило уникальное дерево — уникальный пятиствольный каштан, который был посажен Ф. К. Мильгаузеном в 1829 году в качестве мемориального семейного дерева. В 1972 году решением Крымского Облисполкома «Пятиствольный каштан» был объявлен памятником природы.

Литература

• Белова С. Л. Симферополь. Этюды истории, культуры, архитектуры. — Симферополь: «Таврия плюс», 2001.

Ссылки

• [www.postcardgallery.net/library/simferopol2/simferopol2-20-ru.html Симферополь. Улицы рассказывают: Киевская]
• [crimeanblog.blogspot.ru/2010/07/fedor-milgauzen.html Федор Мильгаузен. Воспоминания о столичном докторе]
• [www.simfion.ru/hist01.htm Дом Мильгаузена]

Отрывок, характеризующий Мильгаузен, Фёдор Карлович

На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.