Стевен, Христиан Христианович

Христиан Христианович Стевен
Christian von Steven
Дата рождения:	19 (30) января 1781(1781-01-30)
Место рождения:	Фридрихсгам (Выборгская губерния)
Дата смерти:	18 (30) апреля 1863(1863-04-30) (82 года)
Место смерти:	Симферополь (Таврическая губерния)
Страна:	Россия
Научная сфера:	Ботаника и энтомология
Место работы:	Никитский ботанический сад
Альма-матер:	Академия Або
Известен как:	основатель Никитского ботанического сада

Систематик живой природы

Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Steven». [www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Steven&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=10125-1-1 Персональная страница] на сайте IPNI Встречается также сокращение Stev.

Христиа́н Христиа́нович Сте́вен (нем. Christian von Steven, 19 [30] января 1781, Фридрихсгам, Выборгская губерния (ныне Хамина, Финляндия) — 18 (30) апреля 1863, Симферополь) — русский ботаник шведского происхождения, доктор медицины, садовод и энтомолог, основатель и первый директор Никитского сада в Крыму, действительный статский советник.

C 1849 года почётный член Петербургской академии наук, с 1849 — член-корреспондент. Стевен описал множество растений юга России.

Биография

Христиан Стевен, сын таможенного инспектора, получил первоначальное образование в народном училище в родном городе Фридрихсгаме.

В 1792 году поступил в Академию Або, где изучал древние языки и медицину.

С 1795 года в течение двух лет Стевен занимался медициной и ботаникой в Петербургском лекарском училище, присоединённом позже к Медико-хирургической академии.

В 1797 году слушал лекции Гуфеланда и Людера на медицинском факультете в Йене.

В 1798 году был вынужден вернуться в Россию по повелению императора Павла I, отозвавшего русских студентов на родину. По возвращении в Россию поступил в Санкт-Петербургский сухопутный госпиталь, где до учреждения Медико-хирургической академии преподавались медицинские науки. В 1799 году закончил обучение в академии и был удостоен степени доктора медицины, представив сочинение «Specilegium plantarum cryptogamarum» (О тайнобрачных растениях). С 12 октября 1799 года Стевен был определён врачом в Санкт-Петербургский сухопутный госпиталь.

Весь период своего обучения Стевен увлечённо занимался естественными науками, ботаникой и энтомологией, уделяя много времени этим предметам в университете Або, находясь в Германии и в Петербурге.

Получив степень доктора, Стевен познакомился с главным инспектором шелководства на Кавказской линии Биберштейном, который сделал ему предложение занять место помощника инспектора шелководства. Приняв предложение Биберштейна, Стевен в марте 1800 года оставил службу в госпитале, а в апреле вместе с Биберштейном покинул Петербург.

Кавказ и Крым

Прибыв в Москву, Стевен провёл несколько недель у известного ботаника Стефана. Биберштейн и Стевен предприняли длительное путешествие вниз по Волге и Тереку, по окончании которого прибыли в Кизляр. За время путешествия ими были собраны значительные ботанические и энтомологические коллекции.

В августе 1800 года они продолжили путешествие по Кавказу. Прибыв в Георгиевск, они встретились с графом Мусиным-Пушкиным, который отправился на Кавказ для исследования минеральных источников. Они приняли участие в обследовании сернистых источников в Константиногорске и источника Нарзан. Путешествие проводилось при сильном конвое, эти места не посещались учёными с момента пребывания здесь Палласа в 1793 году.

Три года оставался Стевен на Кавказской линии, проводя зиму в Кизляре или Георгиевске, а лето — в непрерывных поездках по службе в различные места Ставропольской губернии и к Кавказским минеральным водам, которые начинали в то время приобретать известность. 15 июня 1803 года состоялось назначение Стевена на должность помощника инспектора шелководства в Грузию (незадолго перед тем присоединённую к России), куда он и отправился в апреле 1804 года. Здесь он очутился лицом к лицу перед богатейшей и разнообразнейшей растительностью, в научном отношении почти совершенно не исследованной, несмотря на труды Турнефора, Буксбаума, Гмелина и Гюльденштедта, скорее лишь указавших на богатства закавказской флоры, чем исследовавших её. И Стевен с несокрушимой энергией и пылом истинного учёного отдался изучению многообразной растительности Закавказья, предпринимая частые и сопряжённые с большими трудностями, даже опасностями, поездки во все уголки этого в то время малодоступного края. Богатством результатов своих исследований он оставил далеко позади своих упомянутых предшественников.

Косвенным доказательством плодотворности его работ могут служить многочисленные печатные труды его, помещённые главным образом в изданиях Московского общества испытателей природы. Этим же исследованиям в значительной степени обязана своими достоинствами известная Flora Taurico-Caucasica Биберштейна. В конце 1805 года Стевен отправился в Петербург, 8 мая 1806 года был утверждён в своей должности и вскоре выехал обратно на Кавказ, а оттуда в Крым. Здесь он провёл некоторое время у Палласа, жившего в Судаке и работавшего тогда над составлением своей Zoographia rosso-asiatica, а затем поселился вблизи Симферополя, совершая оттуда ежегодно поездки для обозрения то юго-западных, то юго-восточных губерний. В 1807 году ему было поручено устройство в Кизляре училища виноделия, а в 1810 году «для ознакомления с хозяйственными заведениями жителей» он объехал прибрежные каспийские области, посетил Тифлис и на зиму приехал в Петербург. Здесь он представил министру внутренних дел свои путевые записки, извлечения из которых, содержащие преимущественно сельскохозяйственные сведения, были напечатаны потом в Северной Почте за 1811 год (№ 59—62, 64—66) под заглавием «Краткая выписка из путешествия коллежского советника Стевена по Кавказскому краю в 1810 году».

В марте 1812 года Стевен, оставаясь в прежней должности, вместе с тем был назначен директором Никитского ботанического сада, устроенного по инициативе герцога Ришельё на Южном берегу Крыма, близ деревни Никиты, для акклиматизации южных растений. «Тут к наблюдениям и теоретическим занятиям Стевена,— писал академик П. И. Кеппен,— присоединилась и практика, которой вся южная Россия обязана разведением и распространением большого числа новых более или менее акклиматизированных деревьев и растений, как с опадающей листвой, так и вечнозелёных, а также лучших сортов фруктовых деревьев». Благодаря Стевену Никитский сад вскоре превратился в прекраснейший питомник и ботанический акклиматизационный пункт, служивший как бы этапом при переходе растений с востока на запад и обратно из Европы в Азию.

Эти заслуги Стевена по устройству сада, выясненные академиком Кеппеном в его труде Ueber Pflanzen-Acclimatisirung in Russland, побудили герцога Ришельё исходатайствовать в 1818 году у Императора Александра I для трудолюбивого учёного 2 000 червонцев, которые дали Стевену возможность предпринять двухлетнее заграничное путешествие с целью изучить и подобрать плодовые и другие деревья, наиболее пригодные для снабжения ими Никитского сада. В начале 1820 года Стевен отправился в Вену, а оттуда в Берлин, где много работал в местном ботаническом саду, пользуясь, с разрешения профессора Линка, гербарием Вильденова. Затем он посетил Вильгельма фон Гумбольдта, побывал в Лейпциге, Дрездене, Фрайберге, Нюрнберге и Мюнхене, а оттуда через Инсбрук и Бернские Альпы отправился в Италию. Посетив и там наиболее важные пункты, он возвратился в Швейцарию и на некоторое время остановился в Женеве, где сблизился с Декандолем, занимавшимся тогда систематизацией семейства Капустные. Зиму 1820 года Стевен провёл в Париже, где, между прочим, познакомился с Кювье и Дефонтеном, а в начале следующего года через Марсель отправился в Грецию, которой, однако, из-за восстания греков, не достиг и, пробыв недолго в Константинополе, возвратился в Крым. Поселившись вблизи Симферополя в купленном им домике с большим садом, Стевен в свободное от своих служебных занятий время занялся приведением в порядок своего гербария и коллекции насекомых, достигших к этому времени, благодаря его трудолюбию и помощи со стороны многих известных учёных, весьма значительных размеров. Одна из его коллекций насекомых была им уступлена в 1825 года Московскому университету, причем следовавшие ему 12 000 рублей ассигнациями он пожертвовал тому же университету с тем, чтобы на проценты с этого капитала были учреждены две стипендии для недостаточных студентов, посвятивших себя изучению естественных наук. Другая, ещё более значительная коллекция насекомых была приобретена у Стевена в 1841 году министерством государственных имуществ для Горы-Горецкого земледельческого училища. Незадолго до своей смерти в 1860 году Стевен подарил Александровскому университету в Гельсингфорсе свой богатейший гербарий, заключавший в себе до 2 500 видов. Для принятия этого гербария нарочно прибыл осенью 1860 года в Крым профессор Нордман.

Деятельность Стевена за всё время пребывания в Крыму обильна результатами. Научные познания Стевена и обширное знакомство его с флорой южной России нашли здесь себе широкое практическое применение, которому вся южная Россия обязана разведением и распространением громадного числа новых и в большей или меньшей степени акклиматизированных растений — лучших сортов плодовых и других деревьев, как лиственных, так и хвойных. Достаточно заметить, что на Южном берегу Крыма нет сада, где не произрастали бы хоть некоторые из введенных Стевеном растений.

В 1815 году X. X. Стевен ходатайствовал о создании в Симферополе сада, «из которого распространялись бы в стране плодовые деревья всевозможных сортов, как это уже имеется в Никитском саду», однако проект не был поддержан.

После смерти Биберштейна в 1826 году Стевен был назначен на его место главным инспектором шелководства и за неимением времени сложил с себя звание директора Никитского ботанического сада, сохранив, однако, за собой главный надзор за этим учреждением. Почти всё время уходило у него теперь на служебные разъезды, так как подведомственный ему район простирался от Дуная до Волги и Каспийского моря. С учреждением министерства государственных имуществ занимаемая Стевеном должность была переименована в должность инспектора сельского хозяйства южной России, каковая и была поручена Стевену в 1841 году, занимавшему её в течение 10 лет. По случаю исполнившегося в октябре 1849 года пятидесятилетия его деятельности Императорская академия наук, членом-корреспондентом которой Стевен состоял с 1815 года, избрала его своим почётным членом. То же сделали Киевский, Дерптский, Казанский и Гельсингфорсский университеты, Московское общество испытателей природы, Финляндское общество наук и Штетинское энтомологическое общество. Учёный комитет министерства государственных имуществ назначил ему большую золотую медаль. Ещё раньше, в 1840 году, по случаю двухсотлетнего юбилея Финляндского университета он был удостоен звания доктора философии, а в 1839 году был избран почётным членом Кавказского общества сельского хозяйства. Вскоре после юбилея Стевен вышел в отставку по расстроенному здоровью и, продолжая жить на своей даче вблизи Симферополя, посвятил себя исключительно научной деятельности.

В 1846 году X. X. Стевен выдвинул идею использовать Днепр для орошения крымских земель. «Высокозамечательно не только в экономическом, но и в общественном отношении»,— писал Стевену его современник академик Кеппен. Однако и этот проект не был оценён по достоинству.

Все известные учёные России и Западной Европы, путешествовавшие по Крыму, всегда находили у Стевена самый радушный прием и всяческое содействие. Среди них французский геолог и путешественник Фредерик Дюбуа де Монпере (фр. Frédéric Dubois de Montpéreux), ботаник Ледебур, доктор Видеман, лингвист Шёгрен (в 1836 году), которому Стевен подарил свои весьма ценные заметки по истории, этнографии и географии Кавказа, собранные им во время его постоянных поездок. Ещё раньше он передал академику Лербергу свои заметки о кавказских народах, а в 1815 году представил в академию наук статью Idées sur la population du Caucase et sur l’origine des Géorgiens, которая, однако, не была напечатана. Свою огромную библиотеку он подарил Александровскому университету в Гельсингфорсе и Ришельевскому лицею в Одессе.

Умер Стевен в Симферополе в ночь с 17 на 18 апреля 1863 года.

До недавнего времени сохранялся в Симферополе одноэтажный дом X. X. Стевена, в котором учёный жил и работал в 1820—1863 годах. Здание состояло на государственном учёте, его арендатором была школа УВД. Здание разрушено в 1977 году. На месте дома в 1997 году установлен памятник Стевенам.

В 1977 году в Никитском ботаническом саду установлен мраморный бюст его основателю, для которого он собрал более 450 видов экзотических растений. Сын Стевен, Александр Христианович.

Названы именем Стевена

В честь Стевена названа улица в Симферополе, а также многие биологические таксоны.

Роды растений

• Стевения (Stevenia Adams ex Fisch.) семейства Капустные (Brassicaceae), образованный четырьмя видами;
• Стевениелла (Steveniella Schltr.) семейства Орхидные (Orchidaceae), состоящий из одного вида Стевениелла сатириовидная (Steveniella satyrioides) [syn. Steveniella caucasica Garay — Стевениелла кавказская]

Виды растений

• Аистник Стевена (Erodium stevenii M.Bieb.)
• Борщевик Стевена (Heracleum stevenii Manden.)
• Боярышник Стевена (Crataegus stevenii Pojark.)
• Вечерница Стевена (Hesperis steveniana DC.)
• Катран Стевена (Crambe steveniana Rupr.)
• Клён Стевена (Acer stevenii Pojark) syn. Acer hyrcanum subsp. stevenii (Pojark.) A.E.Murray
• Пион Стевена (Paeonia steveniana Kem.-Nath.) syn. Paeonia wittmanniana subsp. macrophylla (Albov) Halda
• Солнцецвет Стевена (Helianthemum steveni Rupr. ex Juz. & Pozdeeva)
• Шлемник Стевена (Scutellaria stevenii Juz.)
• Ясколка Стевена (Cerastium stevenii Schischk.)
• Ясменник Стевена (Asperula steveni V.I.Krecz.)

и многие другие.

В честь Стевена названы также два вида жужелиц.

Труды

В течение почти шестидесятилетней учёной деятельности Стевен напечатал огромное число работ по ботанике, энтомологии, шелководству, виноделию и прочим отраслям сельского хозяйства, из которых наиболее важные в научном отношении помещены в изданиях Московского общества испытателей природы.

По ботанике

• Alyssi rostrati et Erodii serotini descriptio (Mémoires de l’Académie Impériale des sciences de St. Pétersbourg, т. III, 1810—1811, стр. 295)
• Decas plantarum nondum descriptarum Iberiae et Rossiae meridionalis (Mémoires de la société Impériale des naturalistes de Moscou, т. II, стр. 173—183)
• Catalogue des plantes rares ou nowelles, observées pendant un voyage autour du Caucase orientale (ib., т. III, 1812 г., стр. 244—270). Продолжение этой работы было напечатано под заглавием Stirpes rariores in itinere caucasico а 1810 lectae (ib.,edit. sec., т. IV, 1830 г., стр. 89—112
• Observationes in saxifragas taurico-caucasicas (ib., edit. sec., т. IV, 1830 г., стр. 113—122)
• Observationes in plantas rossicas et descriptiones specierum novarum (ib., т. V, 1817 г., стр. 334—356; Nouv. Mém. de la Soc. de Nat. de Mosc. т. Ι (VII), 1829 г., стр. 257—279; т. III (IX), 1834 г., стр. 93—107). Последняя работа напечатана также в Bul. de la Soc. des Natur. de Mosc. (№ IV, 1832 г., стр. 250—269)
• Monographia pedicularis (Mém. de la Soc. de Nat. de Mosc., т. VI, 1823 г., стр. 1—60, с 17 таблицами)
• De pinibus taurico-caucasicis (Bull. de la Soc. de Nat. de Mosc., 1838 г., № І, стр. 43—53)
• Annotationes botanicae (ib., 1848 г., № III, стр. 267—284)
• Observationes in Asperifolias taurico-caucasicas (ib., 1851 г., № II, стр. 558—609)
• Xiphocoma et Gampsoceras, duo genera e familia Ranunculacearum (ib., 1852 г., № II, стр. 537—544)
• Verzeichniss der auf der taurischen Halbinsel wildwachsenden Pflanzen (ib., 1856 г., № II, стр. 234—334; № III, стр. 121—186; № IV, стр. 339—418; 1857 г., № II, стр. 325—398; № III, стр. 65—160. Отд. издание, Москва, 1857 г., 8°)
• Beschreibung des Kaiserlichen Gartens zu Nikita (Verhandlungen des Vereins zur Beförderung des Gartenbaues in den Kon. Preuss. Staat., вып. 10, Берлин, 1828 г., стр. 103)
• Ueber den Obstbau in der Krym (ib., вып. 29, стр. 188)
• Краткое наставление о разведении плодовых деревьев в полуденной России (СПб., 1-е изд. 1831 г., 3-е изд. 1850 г.)
• Лесные породы, покрывающие Крымские горы (Журн. Мин. Госуд. Имущ., т. III, отд. II, стр. 576)
• Краткое описание Императорского Никитского сада (Украинский Журнал, 1824 г., № 15, стр. 141—155)

По энтомологии

• Decas coleopterorum Rossiae meridionalis nondum descriptorum (Mém. de la Soc. Impér. des Natur. de Moscou, 1806 г., т. І, стр. 155—167)
• Description de quelques insectes du Caucase et de la Russie méridionale (ib., 1809 г., т. II, стр. 31—42)
• Notice sur quelques insectes de la collection de C. Steven (Bull. de la Soc. Impér. des Natur. de Moscou, 1829 г., № І, стр. 284)
• Museum historiae naturalis universitatis Caesareae Mosquensis (Москва, 1829 г., ч. II)
• Tentyriae et Opera collectionis Stevenianae nunc in Museo Universitatis Mosquensis (Nouv. Mém. de la Soc. Natur. de Moscou, т. Ι (VII), 1829 г., стр. 81—100)
• Description de l’Elater Parreyssii et de quelques nouveaux Buprestes (ib., т. II (VIII), 1832 г., стр. 79—94 и Bull, 1830 г., № II, стр. 153—172)
• Наставление о шелководстве (СПб., 1848 г., 8°, 2-е изд.)
• О насекомых вредных для винограда (Земледельческая Газета, 1834 г., № 17).

По сельскому хозяйству

• О разведении марены, или крапа (Журн. Мин. Госуд. Имущ., т. VII, отд. II, стр. 212)
• Опыты над д’Арсетовым нагревательным аппаратом для шелководства (ib., т. VII, отд. IV, стр. 45)
• Состояние разных отраслей сельского хозяйства в болгарских и немецких колониях в Бессарабии (ib., т. IX, отд. II, стр. 125)
• Метеорологические наблюдения в южной России (ib., т. IX, отд. IV, стр. 1)
• Хозяйство греческих колонистов Мариупольского округа Екатеринославской губернии (ib., т. IX, отд. IV, стр. 21)
• Замечания о каменных кадях, употребляемых в виноделии (ib., т. IX, отд. IV, стр. 50 и 175)
• Примечания к статье Ю. Витте: «О сельском хозяйстве в Херсонской, Таврической и Екатеринославской губерниях» (ib., т. XIII, отд. II, стр. 58 и 101)
• О состоянии разных отраслей хозяйства в южной России в 1847 г. (ib., т. XXVIII, отд. II, стр. 112 и 173); то же в 1848 г. (ib., т. XXXI, отд. II, стр. 193; т. XXXII, отд. II, стр. 1)
• Обозрение успехов шелководства, виноделия и садоводства в полуденных губерниях России в 1883 г., (Журн. Минист. Внутр. Дел 1834 г., ч. XI, № 2); то же — в 1834 г. (ib., 1835 г., ч. XV, № 2); то же — в 1835 г. (ib., 1836 г., ч. XX, № 4); то же — в 1836 г. (ib., 1887 г., ч. XXIII, № 3); то же — в 1838 г. (Отеч. Записки, 1839 г., т. IV, отд. V)
• Взгляд на историю новейшего сельского хозяйства, как пример общеполезной науки (Записки общ. сельского хозяйства южной России, 1862 г., июнь, стр. 315)
• О кунжуте (ib., 1839 г., прибавл. к № 8, стр. 99)
• Несколько слов о киноа (Chenapodium Quinoa) (ib., 1838 г., № 2, стр. 109)
• Об овечьей оспе, бывшей в Крыму и о лечении оной (ib., 1834 г., № 8)
• О кольях для винограда (Земледельч. Газ., 1834 г., № 17)
• О сортах персидских шелков (ib., 1840 г., № 96)
• Замечания о шелководстве (ib., 1841 г., № 96)
• Описание гигантских дерев в Калифорнии (Зап. Кавказск. общ. сельского хозяйства, 1857 г., стр. 514).

Литература

• Акад. Кеппен, Ueber Pflanzen-Acclimatisirung in Russland, в Bulletin de la classen des sciences historiques, philosoph. et politiques de l’Académie… etc., т. XIII, № 20 и 21 и в Mélanges russes, т. III, 1856—1859, стр. 171—173.
• Гуревич П. Стевен, Христиан Христианович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Коржинский С. И. Стевен, Христиан // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907. (Проверено 5 октября 2009)
• Станков С. С. Христиан Христианович Стевен. (1781—1863). М., 1940.

• Alex. von Nordmann, [www.biodiversitylibrary.org/item/124479#page/109/mode/1up Christian Steven, der Nestor der Botaniker], Bulletin de la Société impériale des naturalistes de Moscou, 1865, т. XXXVIII, № 1, стр. 101—161 и Archiv für wissenschaftliche Kunde von Russland, herausg. von А. Erman, т XXIV, Berlin, 1865, стр. 80—124; при первом издании приложен портрет Стевена.
• Кеппен, X. X. Стевен, Таврические Губ. Ведомости, 1863, № 19.
•  Чабанский П. И. Ещё несколько слов о покойном X. X. Стевене, там же, 1863, № 22
• E. R. von Trautvetter, Einige Nachrichten über Chr. von Steven, Bull. de la soc. Impér. des natur. de Moscou, 1863, т. XXXVI, № 4, стр. 574—578.
• Theodor Basiner, Bericht über das um 12. October 1849 in Sympheropol gefeierte jubiläum des 50-jährigen Staatsdienstes Se. Exellenz Dr. Christian von Steven, там же, т. XXIII, 1850, № 2, стр. 677.
• Sjögren, Manuscrits relatifs au Caucase offerts au Musée asiatique par H. Steven, Bull. scientifique de l’Acad. Imper. des sciences de St.-Petersb., 1838, т. III и Asiat. Museum Дорна, стр. 526—528.

Ссылки

• Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>  (Проверено 5 октября 2009)
• [www.fmnh.helsinki.fi/kasvimuseo/putkilokasvit/tietoa/taksonomit/vonsteven.htm Christian von Steven] (фин.)

Отрывок, характеризующий Стевен, Христиан Христианович

– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.