Мингурюк
Координаты: 41°17′54″ с. ш. 69°17′10″ в. д. / 41.29833° с. ш. 69.28611° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=41.29833&mlon=69.28611&zoom=17 (O)] (Я)
Мингурю́к — древнее античное городище (наиболее ранние находки датируются I веком до н. э.)[1] в центре современного Ташкента недалеко от центрального ж/д вокзала и реки Салар.
Содержание
Историческая справка
Городище Мингурюк является развалинами древнего города, который часто упоминается в исторических документах как Чач[2],[3], хотя более правильное название города, развалинами которого является Мингурюк — Мадина Чача, то есть Столица Чача. Город, согласно археологическим артефактам, существовал начиная с I века н. э. и до завоевания арабами в VIII веке Средей Азии. По мнению историков город входил в союз нескольких городов-государств под общим названием Чач[4] , расположенных в плодородной долине реки Чирчик[5].
Интересно, что в надписях, относящихся к первой половине III века (или чуть раньше), на плитах городища Культобе[6] сообщалось, что в пределах Чача и к северу от него были земледельческие районы и что правители Чача разграничили свои владения с кочевниками и соорудили для охраны своей территории укреплённые крепости.
Города Чача находились в сфере политического и культурного влияния таких государств как Согдиана и Бактрия, а позднее Тюркского каганата[7] и средневекового Китая. Государственным языком в Чаче был согдийский язык, на нём составлялись документы и на согдийском языке произносились и писались титулы и имена правителей Чача (Артачака, Шчаниябага, Тарнавча) в том числе и на монетах, чеканившихся в самом Чаче, в период III—VIII веков н. э.[8].
Наибольшего расцвета своего культурного, политического и военного могущества Чач, по оценкам историков, достигал в VI—VIII веках н. э.
Особенности архитектуры города
Согласно исследованиям историков и исторической реконструкции на основе произведенных археологических изысканий город Мадина Чача имел в окружности более 4 км и был окружен крепостной стеной. Внутри этого периметра находилась цитадель[9], представляющая собой четырёхбашенный замок высотой около 23 метров, дворцовым парадным зданием правителя у подножия башни, храмом предков и святилищем огня[10]. Резиденция обведена крепостной стеной и рвом с водой. Дворец правителя состоял из парадного зала, жилых комнат и хранилищ, стены которых были украшены многоцветными росписями, изображавшими сцены охоты, культовых церемоний, а также сюжеты народного эпоса[11], и храм, а также шахристан[12] , застраиваемый, как правило, домами знати и зажиточных горожан, и рабад[13], в котором располагались в основном — кварталы ремесленников.
В шахристане Мадина Чача археологами были открыты как участки жилой застройки монументального типа, так и следы ремесленных производств, городские дома с домашними святилищами и алтарями. Ремесленники занимались первичной обработкой металлов и изготовлением орудий труда, драгоценных изделий из металла, обработкой продуктов животноводства — поступающих из степи кож, шерсти, изготовляли хлопчатобумажные и шерстяные ткани, керамическую и стеклянную посуду, ювелирные изделия[14].
Вокруг города, практически на территории, занимаемой современным Ташкентом, существовала сложившаяся обширная сельскохозяйственная округа с поселениями свободных общинников и замками и усадьбами знати, в том числе загородным дворцом правителя Ча́ча[15] (холмы-руины V—VIII вв. н. э. на территории современного Юнусабада в Ташкенте), а также небольшими сторожевыми крепостями на окраине оазиса.
Культура и религия
Город являлся крупным центром культуры. Согласно китайским историческим хроникам его певцы, музыканты и танцоры славились далеко за пределами Чача, в том числе и в таком относительно удаленном от Чача государстве как Китай, где ценился особый стиль и ритм чачских танцев. В Чаче работали мастера по росписи интерьеров дворцов и богатых домов, высокого уровня достигло медальерное искусство, а также изготовление штампов для портретных оттисков[14].
Мадина Чача также была центром религиозных культов[16]. Судя по тому, что найденные археологами захоронения большей частью производились по зороастрийским обрядам, можно предположить, что распространенной религией в Чаче в период своего культурного расцвета был зороастризм. Исторические артефакты, бытовые и культовые предметы свидетельствуют, что в Чаче имели место культы плодородия и почитания обожествленных предков наряду с огнепоклонством, являющимся существенной частью зороастризма. Жители Чача были знакомы и с распространёнными в то время такими религиями как христианство, буддизм, манихейство, сведения о которых распространялись вдоль Великого шёлкового пути.
Разрушение города
В 10-х годах VIII века н. э. в результате ряда походов арабов в Чач, его города, и в первую очередь столица, подверглись разрушению и опустошению. Согласно историческим источникам, после завоевания Самарканда арабский военачальник Кутейба-ибн-Муслим предпринял поход по завоеванию Ферганы в 713 году. Сам он во главе основного войска отправился из Самарканда через Ходжент, а меньшую часть, во главе со своим братом, отправил на завоевания Чача. Оба войска, согласно этим источникам (ат-Табари, Белазури), успешно провели поход и соединились в Фергане. После завоевания Чач как и некоторые другие города-государства долины Чирчика был полностью разрушен. Согласно Табари, например, была разрушена ирригационная сеть Чача, а канал, питавший водой столицу государства, засыпан. После разрушения на своем прежнем месте город никогда восстановлен не был.
Новый город, позднее получивший название Бенакан, а позже Ташкент, был основан в IX веке наместником арабского халифата Сасанидов Яхъя ибн Асадом на холме Бинкет в нескольких километрах западнее прежнего места расположения Мадины Чача (в районе треугольника площадей Чорсу — Ходра — Иски-Джува нынешней старо-городской части Ташкента).
Описание городища
Было открыто в конце XIX века археологом Смирновым[17] и описано А. И. Добромысловым в его книге про Ташкент в 1912 году.
В середине прошлого века на территории городища производились раскопки и археологические изыскания.
Произведенные археологические исследования показали[18], что древний город имел линию укрепленных оборонительных сооружений с круглой цитаделью и зданием внутри неё, построенным из сырцового кирпича[19] и пахсы[20] внутри неё. Внешняя оборонительная стена цитадели включала внутренний сводчатый коридор и была оформлена снаружи башнеобразными выступами, то есть древняя крепость Ча́ча (Ша́ша) была выстроена с учетом всех новейших фортификационных приемов своего времени.
Современное состояние
К концу XX века от городища оставались небольшие холмы. Большая часть городища застроена современными домами в течение прошлого (XX века).
В 2008 году местные власти решили законсервировать остатки городища и придать им более удобный для показа туристам вид. Для этого холм был окружён стеной из сырцового кирпича, а над остатками городища был сооружён навес для защиты от осадков.
27 октября 2009 года на территории городища была открыта выставка «актуального» искусства[21].
См. также
По теме античных памятников и городищах Ташкента и Ташкентского оазиса см. также статьи:
- О городище Канка — подробная статья Антиохия Заяксартская
- О городище Шаштепа
Напишите отзыв о статье "Мингурюк"
Примечания
- ↑ [mytashkent.uz/2008/08/02/gorod-blagorodnogo-kamnya/ Интервью с Маргаритой Ивановной Филанович, руководителем Ташкентской археологической экспедиции.]: По данным археологов на городище Мингурюк полноценный город с цитаделью формируется с I века нашей эры.
- ↑ Такое же название имела вся местность долины Чирчика
- ↑ [mytashkent.uz/2008/08/02/gorod-blagorodnogo-kamnya/]: По-видимому, подлинное название этого государства — Чачанап, что в переводе с согдийского означает «община», «люди», «народ», «страна Чача».
- ↑ [www.ferghana.ru/article.php?id=5113 Со II века до н. э., Чач входил в античную державу, представлявшую собой конфедерацию оседлых протогосударств под началом воинственных скифских племен саков и кангов] — «речных людей», кочевавших в среднем и нижнем течении Сырдарьи (Яксарта). Этот союз успешно противостоял экспансии двух величайших империй того времени — Ханьского Китая и персидской империи Ахеменидов. Одно время в состав Кангюя входили Хорезм и Согдиана, позже завоеванная персами.
- ↑ [www.orexca.com/rus/historical_ugam-chatcal2.shtml Исторические памятники на территории Угам-Чаткальского национального парка. Нанай ]
- ↑ Обнаруженных казахстанскими археологами и прочтенных английскими лингвистами во главе с Николасом Симс-Вильямсом. [mytashkent.uz/2008/08/02/gorod-blagorodnogo-kamnya/]
- ↑ В начале VII века н. э. Чач был завоёван тюрками Тюркского каганата, пришедшими с севера. Тюркские правители, опасаясь недовольства местного населения, свою ставку перенесли район Мадины Чача. Именно тогда стало ослабевать влияние крупнейшего города Чачского оазиса — города Канки.
- ↑ Фотографии монет Чача III—IV в. н. э. (из коллекции В.Кучерова) можно посмотреть к примеру в сборнике статей под ред. Э. В. Ртвеладзе «Древние монеты Средней Азии».
- ↑ Цитаде́ль — наиболее укрепленная центральная часть крепости; сооружение крепостного типа внутри старинных городов. Цитадель, как правило, включали дворец правителя, административные и культовые здания, а в планировке следовали рельефу местности, могли располагаться на линии крепостных стен. Часто цитадель воздвигалась на высоком естественном или искусственном холме и господствовала над городом.
- ↑ Маргарита Филанович «Древний Ташкент», журнал «Фан ва турмуш», № 5-6, Ташкент, 2003. [mytashkent.uz/2007/10/23/drevniy-tashkent/#more-649 В электронном виде опубликована на сайте «Письма о Ташкенте», 23 октября 2007 года.]
- ↑ [mytashkent.uz/istoriya-tashkenta-s-drevneyshih-vremen-do-nashih-dney/ Д. Алимова, М. Филанович, «От Чача до Бинката». май 2007, газета «Правда Востока».]
- ↑ Шахриста́н — ядро архитектурно-планировочного решения раннефеодального города в Средней Азии, территория наиболее старой части городской постройки. Обычно шахристан имел прямоугольную планировку с более или менее регулярной сетью улиц, укреплялся крепостной стеной с башнями и воротами.
- ↑ Раба́д — пригороды, ремесленные слободы средневекового восточного (арабского, Средне-Азиатского, Иранского, Афганского) города, располагавшиеся за пределами Шахристана.
- ↑ 1 2 [mytashkent.uz/istoriya-tashkenta-s-drevneyshih-vremen-do-nashih-dney/ Письма о Ташкенте :: История Ташкента. С древнейших времен до наших дней]
- ↑ Загородная резиденция правителя Чача представляла собой дворец, на втором этаже которого располагался парадный зал с настенными росписями. Интерьеры дворца были богато украшены резьбой по сырой глине, стены покрыты красной штукатуркой.
- ↑ Например, к храмовым сооружениям Чача относится и комплекс сооружений, раскопанный археологами в районе Актепа на Чиланзаре, находившийся примерно в семи километрах от Мадины Чача.
- ↑ В 1871 году был составлен общий план-схема городища Мингурюк.
- ↑
…
В докладе Д. Г. Зильпер (Ташкент) «Стратиграфия городища Минг-урюк в Ташкенте» говорилось о завершении работ на этом городище и о введении стратиграфической шкалы, позволившей наметить четыре этапа его существования. На первом этапе — IV—V вв. — возникло поселение с плотной застройкой, окруженное мощной оборонительной стеной. Ко второму этапу относится сложение города в VI — начале VII в., когда часть укрепления была превращена в цитадель, а вокруг вырос шахристан. На третьем этапе — в VII—VIII вв. — город достиг расцвета. В это время прослеживается [229] интенсификация жизни на шахристане, на котором возник большой дворцовый комплекс. В конце этого этапа город погибает в пожарах.
— [annals.xlegio.ru/life/sessia72.htm#vdi «Вестник древней истории», № 3, 1974 г. В. П. Яйленко «Всесоюзная научная сессия, посвященная итогам полевых археологических и этнографических исследований 1972 г.»]
- ↑ Сырцо́вый кирпич — кирпич, сделанный из глины и высушенный на солнце, то есть не обожженый в печи. При добавлении в сырую глину рубленой соломы получаемый материал называется сама́ном. Сырцо́вые кирпичи, сделанные из самана называются саманные кирпичи. Сырцовые и саманные кирпичи широко применялись в древности при возведении построек в Средней Азии. В настоящее время сырцовые и саманные кирпичи используются в Средней Азии также, в основном при самостоятельной постройке сооружений в сельской местности.
- ↑ Пахса́ — утрамбованная глина, широко употребляемая для строительства зданий и сооружений (глинобитных сооружений) в Средней Азии в древнее время. Употребляется и в настоящее время, большей частью при строительстве домов и сооружений на селе силами местного населения.
- ↑ [mytashkent.uz/2009/10/28/vyistavka-aktualnogo-iskusstva-na-minguryuke/ Выставка актуального искусства на Мингурюке. Художественный альманах «Письма о Ташкенте»]
Литература
- А. И. Добромысловъ. «Ташкентъ въ прошломъ и настоящемъ. Историческiй очеркъ.», Ташкентъ. Типография Порцева (Николаевская улица). 1912 год.
- Филанович, Маргарита Ивановна (Ответственный редактор), "Сборник статей. Археологические работы на новостройках Узбекистана. Институт археологии АН УзССР. Ташкент. Фан, 1990.
- Филанович, Маргарита Ивановна. «Ташкент Зарождение и развитие города и городской культуры». Ташкент. Фан, 1983.
Ссылки
- А. Тюриков. «Истории о Ташкенте». — Ташкент, изд. «Ёш Гвардия», 1983. «Минг-Урюк — место, где родился Ташкент». [mytashkent.uz/2008/06/15/ming-uryuk-mesto-gde-rodilsya-tashkent/ Электронная версия текста: А. Тюриков «Минг-Урюк — место, где родился Ташкент»]
- [www.jahonnews.uz/rus/rubriki/sobitiya_i_dati/tashkentu_2200_let/puteshestvie_v_glubiny_vekov.mgr Информационное агентство МИД Узбекистана «Жахон». Очерк «Путешествие в глубину веков»// 18 июля 2009 года.]
| ||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Мингурюк
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.
Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
