Мифунэ, Кюдзо

Кюдзо Мифунэ
三船久蔵 Мифунэ Кю:дзо:
Дата рождения:	21 апреля 1883(1883-04-21)
Место рождения:	Кудзи, Иватэ, Хонсю, Япония
Дата смерти:	27 января 1965(1965-01-27)
Место смерти:	Токио, Япония
Гражданство:	Япония Япония
Прозвище:	«Бог дзюдо»
Годы активности:	1903—1965
Учителя:	Ёкояма Сакудзиро, Кано Дзигоро
Степень мастерства:	10-й дан Кодокан дзюдо
Звания:	Кавалер японского ордена Восходящего солнца
[kodokan.org/ Kodokan Judo]

Кюдзо Мифунэ (яп. 三船久蔵 Мифунэ Кю:дзо:, род. 21 апреля 1883, Кудзи, префектура Иватэ, Хонсю, Япония—27 января 1965, префектура Токио, Япония) — японский мастер боевых искусств, 10-й дан Кодокан дзюдо; рост 159 см, вес — 55 кг.

Кюдзо Мифунэ был одним из лучших учеников Кано Дзигоро, причём многие считали, что в техническом плане он даже превосходил своего учителя.

Кюдзо Мифунэ называли «Богом дзюдо». О стиле Кодокан дзюдо в то время даже говорили: «теория Кано, практика Мифунэ». Одним из коронных приёмов Мифунэ был бросок суми-отоси (яп. 隅落 суми отоси, букв. «сбрасывание во внутренний угол», выведение из равновесия толчком назад).

Начало занятий в Кодокане

В 1903 году Кюдзо Мифунэ приступил к занятиям в Кодокане и через 15 месяцев уже получил первый дан по дзюдо. Далее через рекордно короткий срок 4 месяца ему был присвоен 2-й дан.

Благодаря прекрасным скоростным качествам и чувству времени, Мифунэ очень быстро прогрессировал; он ни разу не потерпел поражения в традиционных ежегодных соревнованиях, проводимых в Кодокане.

«Бог дзюдо»

К 1912 году Кюдзо Мифунэ достиг уровня 6-го дана и получил звание инструктора. Именно в это время его стали называть «Богом дзюдо».

В последующие 20 лет слава Кюдзо Мифунэ как выдающегося борца только росла. Когда Мифунэ было 40 лет, ему бросил вызов борец сумо, ростом около 190 см и весом около 100 кг. Но Мифунэ, который в то время весил менее 50 кг, всё же победил его при помощи одного из своих любимых бросков — уки-отоси (яп. 浮落 уки отоси, букв. «сбрасывание скольжением по поверхности», выведение из равновесия скручиванием (сбрасывание по касательной)) (куки нагэ) . В 1937 году Кано присвоил Кюдзо Мифунэ 9-й дан.

Пропаганда дзюдо

После смерти Кано в 1938 году Мифунэ стал наиболее влиятельным инструктором в Кодокане. 25 мая 1945 года Кюдзо Мифунэ был присвоен 10-й дан, и он стал четвёртым из дзюдоистов удостоенных такого уровня признания.

В 1956 году Мифунэ написал книгу «Канон дзюдо», ставшую классической, и до сих пор являющуюся выдающимся произведением по истории, философии и технике дзюдо.

В 1964 году Кюдзо Мифунэ, в знак признания его выдающихся заслуг в деле пропаганды и развития дзюдо, был награждён японским орденом Восходящего солнца.

Мифунэ активно продолжал участвовать в развитии дзюдо вплоть до самой своей смерти. В 1964 году, уже будучи больным раком горла, он принимал участие в организации Олимпийских игр в Токио, в программу которых впервые было включено дзюдо.

В декабре 1964 года он был помещён в госпиталь, где скончался 27 января 1965 года в возрасте 81 года. На момент своей кончины он оставался единственным из живущих дзюдоистов с 10-м даном Кодокан дзюдо.

В память о Кюдзо Мифунэ в его родном городе Кудзи сооружёны мемориал, музей и спортивный комплекс.

См. также

• Дзюдо
• Кодокан

Литература

• Kyuzo Mifune. The Canon of Judo: Classic Teachings on Principles and Techniques. — 2nd edition. — Kodansha International, 2004. — 224 с. — ISBN 4770029799.

Ссылки

• [www.youtube.com/watch?v=uFXbuszijCM Kyuzo Mifune Demonstrating Judo] (англ.). YouTube. — Кюдзо Мифунэ демонстрирует приёмы дзюдо. Проверено 18 ноября 2009.
• [www.youtube.com/watch?v=P_zbmhSJRkY Кюдзо Мифунэ.Суть дзюдо.Документальный фильм]

Отрывок, характеризующий Мифунэ, Кюдзо

– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.