Моложское княжество

Моло́гское (Моло́жское) кня́жество — русское княжество на реке Мологе, существовавшее в XIV—XV веках. Значительная часть его территории ныне затоплена Рыбинским водохранилищем.

История

После смерти Ярославского князя Давида в 1321 году его сыновья, Василий и Михаил, разделили Ярославское княжество: Василий, как старший, наследовал Ярославль, а Михаил получил удел по рекам Мологе до Устюжны включительно и Волге от реки Белой Юги до реки Юхоти и поселился, вероятно, там, где, как полагал Троицкий, стоял город Молога. Это предположение он основывает на местном предании, свидетельствующем, что князь Михаил, отправляясь в свой удел, принёс, как благословение отца, икону Тихвинской Божией Матери, которая составляла главную святыню Мологского Афанасьевскаго монастыря. К тому же, в мологском уделе место, где была Молога, лучшее по водному пути сообщения; а города основывались прежде, главным образом при устьях рек.

В 1362 году князь Михаил Давидович, который, равно как и его преемники владели (с некоторым впрочем подчинением князьям Ярославским) до Ивана III (1471 год) городом Мологой и принадлежащими к нему землями на праве удельных владетельных князей, ездил, вместе с великим князем Дмитрием Ивановичем, на поклон к хану Амурату в Орду, а такая поездка была в те времена признаком своего рода самостоятельности ездившего князя. При князе Михаиле в 50 км от устья реки Мологи в Холопьем городке возникла международная ярмарка с меновой торговлей. Время кончины князя Михаила (приблизительно около 1362) не известно; известно только, что после него осталось три сына — Фёдор, Иван и Лев.

Княжество Мологское наследовал после Михаила, всё без раздела, старший сын его Фёдор; братья же его, неизвестно почему, уделов вовсе не получили. Князь Фёдор, равно как и многие другие современные ему князья, был уже, как говорилось тогда, «один человек» с Великим князем Московским, каковым был тогда Дмитрий Иванович Донской. Фактически же подчинённость Мологи Москве выражалась в участии Фёдора в войне (1375) Дмитрия Донского против Твери, князем которой был Михаил Александрович. Впрочем, спустя 26 лет, Тверской князь Михаил породнился в 1397 году с князем Мологским, женив внука своего, князя Александра Ивановича, на дочери Мологского князя Фёдора. Как подданный Великого князя Московского, мологский князь был, со своей дружиной, в 1380 году, и в знаменитой Куликовской битве, находясь на правом крыле русского воинства, а в 1386 году принимал участие в походе против мятежного Новгорода. Скончался Фёдор Михайлович в 1408 году, приняв перед смертью, по обычаям того времени, иноческий чин с именем Феодорита; погребён в соборной церкви Мологи.

По смерти Фёдора Михайловича, удел мологский разделился, по числу сыновей, на три части. Иван стал князем Прозоровским (владения по реке Редьме с центром в селе Прозорово), Семён — князем Сицким (удел по реке Сить), титул же князя Мологского получил старший из братьев, Дмитрий Перина, которому наследовал сын его Пётр, род которого в третьем колене пресёкся совершенно.

Потомки Мологских князей

Некоторые из прямых потомков князей Мологских оставили по себе в истории крупный след и добрую память, таковы князья Прозоровские, Сицкие, Ушатые.

От детей первого удельного мологского князя Михаила Давидовича шло новое поколение; так от Ивана Михайловича произошли князья Голыгины, Ушатые, Шамины и Шуморовские, а от Льва Михайловича — князья Дуловы. О родоначальнике последних — князе Льве сохранилось, как свидетельствует Троицкий, сведение, что сын его, кн. Андрей, не получив доли в родовом уделе, выехал из этой местности и поселился в Твери. Кроме князей Шуморовских, отчина которых находилась на реке Шуморе, впадающей в Волгу несколько выше реки Мологи, где находилось село Шуморово, все почти упомянутые князья не имели вотчин, что видно, как говорит Троицкий, из самых их прозваний, которые явно не вотчинные, а личные. Роды их давно уже погасли.

Семён Федорович, сын Фёдора Михайловича, первый удельный князь Сицкий, известен только по родословным, по которым у него было два сына: бездетный Борис, павший в 1445 году в битве с казанцами при суздальском Спасо-Евфимьевом монастыре, и Пётр, от которого пошло потомство князей Сицких. Правнук этого Петра, князь Василий Андреевич, боярин и воевода (умер в 1578 году под стенами Вендена), был женат на Анне Романовне Юрьевой-Захарьиной, сестре царицы Анастасии Романовны.

См. также

• Моложские

Литература

• Головщиков К. Д. Город Молога и его историческое прошлое. Ярославль: П. М. Подосенов, 1889. — 73 с.
• Экземплярский А. В. [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=140947 Ярославские князья] // Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Моложское княжество

Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.