Набор и Феликс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Набор и Феликс — христианские мученики, пострадавшие в время гонения на христиан при императоре Диоклетиане. Память в Католической церкви — 12 июля по дореформенному календарю.

Сведения об этих святых почерпнуты из мученических Актов, относящихся к концу IV века; более ранних данных не сохранилось, что характерно для многих раннехристианских святых. Согласно Актам Набор и Феликс были римскими солдатами, уроженцами Мавретании, обезглавленными за христианскую веру в Медиолане в гонения Диоклетиана. В IV веке Амвросий Медиоланский перенёс их мощи с кладбища, находившегося за городскими стенами, в одну из новопостроенных базилик. Перенесение мощей зафиксировано биографом Амвросия святым Павлином Ноланским. В 1158 году Фридрих Барбаросса, взяв Милан, передал часть мощей Набора и Феликса своему канцлеру Райнальду фон Дасселю, который перенёс их в Кёльн, где они были помещены в кафедральном соборе.

В 1969 году имена Набора и Феликса были изъяты из нового богослужебного календаря Римской церкви, но богослужения в их честь могут совершаться на усмотрение конкретной епархии или прихода.



Источники

  • [www.newadvent.org/cathen/10666b.htm Святые Набор и Феликс в Католической энциклопедии]

Напишите отзыв о статье "Набор и Феликс"

Отрывок, характеризующий Набор и Феликс

Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.