Нойман, Анджело

Анджело Нойман
Основная информация
Полное имя	нем. Angelo Neumann
Дата рождения	18 августа 1838(1838-08-18)
Место рождения	Вена
Дата смерти	20 декабря 1910(1910-12-20) (72 года)
Место смерти	Прага
Страна	Австрия
Профессии	певец
Певческий голос	баритон

Анджело Нойман (нем. Angelo Neumann; 18 августа 1838, Вена — 20 декабря 1910, Прага) — австрийский оперный певец (баритон) и импресарио.

Учился в Вене у Терезы Штильке-Сесси. Дебютировал на сцене в 1859 году в Кракове (по другим сведениям, в Берлине), затем пел в Эденбурге, Прессбурге, Данциге, в 1862—1876 годах был солистом Венской придворной оперы.

Завершив сценическую карьеру, Нойман в 1876—1882 годах возглавлял Лейпцигскую оперу, осуществляя также гостевые постановки в Берлине. На этом посту Нойман проявил себя как крупный пропагандист творчества Рихарда Вагнера. Прямым продолжением этой деятельности стал осуществлённый им в 1882—1883 годах крупнейший антрепризный проект: собрав труппу с участием ряда известных солистов (в частности, Антона Шотта) под руководством дирижёра Антона Зайдля, Нойман провёз её по разным европейским странам с постановками тетралогии «Кольцо Нибелунга» (135 спектаклей) и концертами из произведений Вагнера (около 50), включая первое исполнение тетралогии в Венеции. В 1883—1885 годах Нойман руководил Бременским городским театром, а с 1885 года и до смерти занимал пост директора Немецкой оперы в Праге. В 1889 году под руководством Ноймана прошли гастроли вагнеровской труппы в Санкт-Петербурге. В 1907 году вышли написанные им «Воспоминания о Рихарде Вагнере» (нем. Erinnerungen an Richard Wagner).

Сын Ноймана от первого брака Карл Ойген Нойман стал одним из крупнейших германских буддологов. Второй женой Ноймана была певица Иоганна Буска (1848—1922).

Ссылки

• [daten.digitale-sammlungen.de/0001/bsb00016337/images/index.html?seite=155 Christa Jost. Neumann, Angelo] // Neue Deutsche Biographie (NDB). Band 19, Duncker & Humblot, Berlin 1999, S. 139—140.  (нем.)

Отрывок, характеризующий Нойман, Анджело

– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.


Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.