Олкотт, Луиза Мэй

Луиза Мэй Олкотт
Louisa May Alcott
Псевдонимы:	A. M. Barnard
Дата рождения:	29 ноября 1832(1832-11-29)
Место рождения:	Филадельфия, штат Пенсильвания, США
Дата смерти:	6 марта 1888(1888-03-06) (55 лет)
Место смерти:	Бостон, штат Массачусетс, США
Род деятельности:	писательница-романистка
Подпись:

Луи́за Мэй О́лкотт (англ. Louisa May Alcott; 29 ноября 1832 — 6 марта 1888) — американская писательница, прославившаяся изданным в 1868 году романом «Маленькие женщины», который был основан на воспоминаниях о её взрослении в обществе трёх сестёр. По мнению литературоведов-исследователей фантастики, ввела в оборот словосочетание «проклятие мумии». В её честь назван кратер Олкотт на Венере.

Детство, начало творческой деятельности

Луиза Мэй Олкотт была второй из четырёх дочерей писателя-трансценденталиста Эймоса Бронсона Олкотта и суфражистки Эбби Мэй. Семья Олкоттов происходила из Новой Англии, но Луиза родилась в Филадельфии, штат Пенсильвания. Когда девочке было два года, семья переехала в Бостон, где Эймос Бронсон Олкотт основал экспериментальную школу и присоединился к клубу трансценденталистов во главе с Ральфом Уолдо Эмерсоном и Генри Дэвидом Торо. После нескольких неудач со школой, Олкотты переехали в Конкорд, Массачусетс, где присоединились к утопическому поселению «Fruitlands», основанному трансценденталистами. Луиза получала образование под руководством отца; большое влияние оказывал на неё и круг его друзей: Эмерсон, Торо, Натаниел Готорн, Маргарет Фуллер. Она писала об этом в эссе «Transcendental Wild Oats», в 1876 году перепечатанном в книге «Silver Pitchers», посвящённой времени, проведённом Олкоттами в «Fruitlands».

Став старше, Луиза Олкотт стала последовательницей аболиционизма и феминизма. Из-за бедственного положения семьи она рано начала работать (была гувернанткой, учительницей, швеёй). С детства увлекалась литературой, сочиняла небольшие рассказы и сказки, писала пьесы для домашнего театра. В 22 года Луиза написала свою первую книгу «Басни о цветах» («Flower Fables»), в которую вошли рассказы, сочинённые для Эллен Эмерсон, дочери Ральфа Уолдо Эмерсона.

Во время Гражданской войны служила медсестрой в военном госпитале в Джорджтауне. В 1863 году в переработанном виде были изданы её письма родным, которые она посылала из госпиталя, и эта книга принесла ей первую, хотя и не очень широкую известность.

Обретение популярности и дальнейшая жизнь

В 1868 году была издана самая известная и популярная книга Олкотт — «Маленькие женщины», повествующая о взрослении четырёх дочерей семьи Марч: Мэг, Джо, Бет и Эми. Она была создана по просьбе бостонского издателя Томаса Найлса, который попросил Олкотт написать «книгу для девочек». Прообразом Мэг послужила её старшая сестра Анна, саму себя она выразила в образе Джо, а образы Бет и Эми были основаны на её младших сёстрах Элизабет и Мэй соответственно. Успех книги побудил писательницу сочинить несколько связанных с этим произведением романов: в 1869 году вышло продолжение под названием «Хорошие жёны», которое часто публикуется вместе с первой частью романа и повествует о юности сестёр Марч и их замужестве; в 1871 году была издана книга «Маленькие мужчины», также полуавтобиографическая, повествующая о племянниках писательницы; наконец, в 1886 году вышла книга «Ребята Джо». Кроме того, многие из последующих рассказов и повестей Олкотт перекликались с «Маленькими женщинами».

В отличие от Джо Марч, своего литературного воплощения, Луиза Мэй Олкотт никогда не была замужем.

В 1879 году, после смерти её сестры Мэй, писательница взяла на воспитание свою двухлетнюю племянницу Луизу Мэй Нерикер (она была названа так в честь тёти и даже получила такое же семейное прозвище — Лулу).

Позднее Олкотт стала активным борцом за права женщин и была первой женщиной, зарегистрировавшейся для участия в выборах в Конкорде, Массачусетс.

Ряд литературоведов считают, что Олкотт первой использовала полностью сформированный сюжет о "проклятии мумии" в своем рассказе "Затерянные в пирамиде, или Проклятие мумии» (1869),[en.wikipedia.org/wiki/Curse_of_the_pharaohs].

Несмотря на ухудшавшееся здоровье, Олкотт продолжала писать до самой своей смерти. Она умерла в Бостоне 6 марта 1888 года от последствий длительного отравления ртутью (из-за брюшного тифа она долгое время принимала каломель).

Ссылки

• [www.Louisamayalcott.org Дом-музей семьи Олкоттов]  (англ.)
• [www.gutenberg.org/browse/authors/a#a102 Произведения Луизы Мэй Олкотт]  (англ.)
• [forward.com/articles/177159/discovering-louisa-may-alcotts-jewish-history-on-p/ The Jewish Daily Forward]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Олкотт, Луиза Мэй

– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.
«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.
Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.
В четвертом акте был какой то чорт, который пел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустился туда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что то волновало и мучило ее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следила глазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.

Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась, и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и раскрасневшись выбежала из комнаты. – «Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале, где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке с блестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен в восторге кричали браво, – там под тенью этой Элен, там это было всё ясно и просто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. – «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь»? думала она.