Операция «Филистия»

Операция «Филистия»
Основной конфликт: Арабо-израильская война 1948—1949 годов
Израильские манёвры в операции «Филистия»
Дата	2–3 июня, 1948
Место	Ашдод
Итог	Тактическая победа Египта
Противники
Израиль Египет
Командующие
Шимон Авидан Цви Цур Мухаммад Нагиб
Силы сторон
1,150 2,300
Потери
45 убитых 15 убитых

Операция «Филистия» (ивр. ‏מִבְצָע פְּלֶשֶׁת‏‎, Мивца Плешэт) — названная в честь своего географического местонахождения военная операция армии обороны Израиля в Израильской войне за независимость. Операция и предшествующие ей бои продолжались с 29 мая до 3 июня 1948 года.

29 мая 1948 года первые 4 израильских истребителя, прибывшие накануне из Чехословакии, полетели бомбить египетские позиции в районе Ашдода. 1 и 2 июня израильские войска должны были атаковать египетскую армию в Ашдоде, но из-за приближающегося заключения договора о временном прекращении огня операция была отложена. Между воздушной атакой и наземной операцией израильские войска проводили маломасштабные нападения и рейды на египтян.

Операция «Филистия» началась в 22:00, когда один израильский самолёт «Авиа С-199» напал на египетские позиции в Ашдоде. Три роты атаковали египтян с севера, четыре с юга, и три — в центре. В бою участвовали 2300 солдат из второй бригады египетской армии и 1150 солдат из израильских бригад «Гивати» и «Негев».

Только южные войска пришли к каким-либо тактическим успехам, и утром 3-го июня была дана команда отступить. Израильские войска потерпели поражение и потеряли 45 человек убитыми, но стратегическая цель операции — остановка египетского продвижения к северу — была достигнута.

Предыстория

Перед провозглашением независимости государства Израиль правительство ишува предчувствовало всеобщую атаку арабских стран. Из этих стран у Египта была армия с наибольшим количеством личного состава, военного имущества и снаряжения. Израильский план «Далет» обороны страны предусматривал египетское продвижение по прибрежной полосе. Поэтому, чтобы его замедлить, мост над рекой Лахиш (Вади Сукрир/Вади Фахира), был взорван в Операции «Барак» 12 мая 1948. Хотя эта часть операции тогда не считалась важной, на дело отправили взвод из 54-го батальона, два мула и 300 килограмм взрывного материала. Мулы испугались и убежали, солдаты поделили между собой груз, и со второй попытки уничтожили мост.

Мост над рекой Лахиш был впервые построен римлянами, а в XIX веке — турками. При строительстве прибережной железной дороги, от Египта до Ливана, железнодорожный мост был добавлен параллельно дорожному. На протяжении Арабского восстания 1936—1939 гг. в этой местности происходило немало набегов, поэтому англичане решили поставить несколько ДОТов поблизости от реки. Один из них возвышался прямо над мостами.

Армия Египта вторглась в Израиль 15 мая 1948 года. Египетские войска состояли примерно из одной дивизии, под управлением Ахмеда Али Мвави. Продвижение происходило по трём направлениям: главное — на север, по побережью через Газу в сторону Мадждала и Тель-Авива; второстепенное — на запад, через Беэр Шеву, и последнее — на киббуц Нирим. С 17 до 20 мая войска в Беэр Шеве разделились — часть осталась, часть вышла на юг в Ауджу, а остальные — на северо-запад, чтобы встретиться с иорданской армией в Хевроне. 21 мая египетские войска получили срочное сообщение из Каира: «Мы хотим Мадждал сегодня!» После операции «Бин-Нун» (25 мая) в Латруне Иордания начала давить на египтян, чтобы те захватили пространство от Йибны до Рамлы. Хотя это могло разделить израильские войска на две части, Мвави был против такого хода. Египетское правительство его не послушало, и приказало двигаться на север. Мвави подчинился, и 28 мая отослал четверть своей армии в сторону Ашдода.

Гамаль Абдель Насер писал в своих мемуарах, что уже 25 мая египетские войска были настолько растянуты, что у них не было мобильных резервов для того, чтобы атаковать какую-либо израильскую точку или поселение. Он не понимал, почему отделили немалую силу на продвижение в незнакомую территорию. После победы в Яд Мордехае 24 мая Мвави начал двигаться к северу, обходя хорошо защищённый киббуц Ницаним. Подойдя к Мадждалу, его войска получили подкрепления со стороны моря, что позволило Мвави отослать части в сторону Хеврона. Мвави продолжил поход примерно с 2500 солдатами. Поскольку командир 2-й бригады был в отпуске в Египте, Мвави назначил Мухаммада Нагиба военачальником.

К вечеру 29 мая наблюдательный пост в Ницаним обнаружил египетскую колонну с танками, броневыми машинами и артиллерией, движущуюся на север по прибережной дороге. Доклад поста говорил о 1300 машинах, но Иегошуа Голдрат, офицер операций в бригаде «Гивати», знающий египетский строй, оценил, что речь идёт о 500 машинах. Израильское военное и гражданское правительство не знало тогда, что собираются делать египтяне. Давид Бен-Гурион считал, что они направляются в поход на Тель-Авив. Нахум Сариг, главнокомандующий бригадой «Негев», предложил версию, по которой египетская армия собиралась повернуть на восток, чтобы встретиться с иорданцами и захватить пустыню Негев. Третья версия говорила о продолжении до Йибны, а потом в Лод и Рамлу.

Штаб Армии обороны Израиля посчитал, что войск в Негеве недостаточно для полного отражения египетского продвижения, в какую сторону оно бы не было направлено. Команда была отдана немедленно остановить или замедлить продвижение египетской колонны. Дополнительное соображение было де-факто управление территорией — поскольку ООН стремилась к договору о прекращении огня, Израиль боялся, что арабские страны попытаются быстро захватить большую территорию, чтобы она осталась в их руках при перемирии. Из этих соображений были подготовлены три операции — против иракской армии в Дженине (бригадами «Голани» и «Кармели») и в Тулькарме (бригадой «Александрони»), и против египтян в Ашдоде — бригадами «Гивати» и «Негев».

Подготовка и бои 29 мая — 2 июня

В 11:00, 29 мая, египетский второй батальон прошёл через Ашдод, а в 12:00—13:00 девятый батальон захватил саму деревню. Мешал им только редкий пулемётный огонь из Ницаним. В тот же день второй батальон остановился у взорванного моста над рекой Лахиш, в трёх километрах к северу от Ашдода. Египтяне начали подготовку к построению временного моста над рекой. К силам в Ашдоде присоединились ещё добровольцы из Судана и Саудовской Аравии.

Шимон Авидан, главнокомандующий бригады «Гивати», которая была ответственна за пространство от южного Тель-Авива до северного Негева, подал запрос на подкрепление и дополнительное снаряжение. Он получил несколько старинных пушек «Наполеончик» (калибра 65 мм) и несколько отрядов бригады «Негев», хотя у тех была нехватка ружей. 29 мая чешские техники закончили сборку четырёх самолётов «Авиа С-199» (вариант самолёта Messerschmitt Bf.109) из Чехословакии, этим формируя первый израильский истребительный эскадрон. Несмотря на то, что никто не проверял их функционирование, Игаэль Ядин, начальник Операционного управления АОИ, отослал самолёты на помощь Авидану. Лу Ленарт, один из пилотов, пересказал слова Авидана: «Ситуация „Гивати“ отчаянна потому, что между десятитысячной египетской армией и Тель-Авивом стоят только 250 израильских солдат.» Египетские солдаты были настолько убеждены в победе, что их автомобили и другая техника стояли нерассредоточенно, впритык друг к другу у моста.

Воздушная атака

В 18:00 все четыре самолёта вылетели с базы ВВС «Экрон», чтобы атаковать египетские войска у моста. Лётчиками были Лу Ленарт, Мордехай Алон, Эзер Вейцман и Эди Коэн. Атака была неорганизованной, и не нанесла большого ущерба. Египтяне начали стрелять по самолётам из всех стволов и попали по самолёту Алона, но тот смог приземлиться. Эди Коэн, доброволец из ЮАР, разбился и погиб, но неизвестно, попали ли в него египтяне, или же произошла техническая неполадка в самолёте. Он стал первым погибшим в бою ВВС Израиля, и был похоронен в Тель-Авиве после того, как в 1949 г. были найдены его останки.

Несмотря на минимальный ущерб, нападение застигло египтян врасплох и имело сильный психологический эффект. Это было первое в истории использование истребителей израильтянами. До того арабские страны имели полное воздушное превосходство, и не знали о наличии истребителей в израильских ВВС. Египетское радиосообщение, перехваченное Израилем, звучало: «Нас тяжело атаковали вражеские самолёты, мы рассредотачиваемся». Египтяне сочли, что было только два самолёта типа Спитфайр. Согласно Эзеру Вейцману, самолёты были неиспробованы, и было неизвестно, могут ли они летать или стрелять. Тем не менее, лётчикам это казалось маловажным, поскольку они совершат исторический полёт на первых истребителях Израиля. Комбинация появления ВВС, артиллерии, и наличие защищённых израильских сёл в его тылу, убедили Мвави остановиться в Ашдоде и сосредоточить свои силы. Он оставил Мухаммада Нагиба руководить защитой и укреплением позиции.

Операции 30 мая — 1 июня

На протяжении периода до наземной операции израильские войска стреляли по египетским войскам из пушек «Наполеончик» калибра 65 мм. Патрули «Гивати» совершали набеги на египетские позиции. 51-й батальон закладывал мины на главной дороге около Ашдода, Явне и Холма 69. Третья рота 53-го батальона, под командой Ёосефа Гевы, налетала на вражеские линии, а первая рота 54-го батальона, под командой Арье Коцера, напала на специфические цели. В книге «На Полях Филистии», Ури Авнери писал, что египтяне стреляли повсюду и постоянно пускали сигнальные ракеты, надеясь обнаружить противника.

В книге «На Полях Филистии», Ури Авнери писал о подготовке:

Мы прошли по улицам Гедеры. Это не был парадный поход — мы прошли военным строем, со стальными касками, у себя в тылу. Граждане и эвакуированные женщины [из Кфар Варбурга и Беэр Тувии] смотрели на нас. Они не аплодировали. Они тоже знали: этот тонкий строй рубашек хаки — их последняя защита, последняя защита Тель-Авива и Израиля.

Последствия и значимость

В итоге 45 израильских солдат убито, 50 ранено и 5 попали в плен к египтянам. Из них 29 убитых и 34 раненых были из роты 54-го батальона. По египетской информации потери Египта 15 убитых и 30 раненых, но это без учёта перехваченных подкреплений из Мадждала. Ещё до окончания операции отступающие израильские войска вернулись домой, штаб Авидана отдал приказ о переброске артиллерии и авиации на бомбардировку Ашдода и другие малозначительные операции. 57-й батальон, который приобрёл плохую репутацию после неудач в Явне и Ашдоде, провёл несколько успешных операций и восстановил репутацию в своей бригаде.

Израильтяне потерпели крупное тактическое поражение в операции «Филистия», доселе неизвестное израильскому командованию, хотя в Израиле считается, что стратегическая цель, остановить продвижение Египта, была достигнута. Это также позволило захватить арабскую Явне, где оставшиеся жители ожидали прихода египетской армии и в большинстве своём бежали после окончания битвы. Поскольку граница, определённая планом ООН по разделу Палестины, пролегала между Ашдодом и Явне, то результаты сражения означали, что Египет не смог занять территории, закрепленные за Израилем. С тех пор мост через реку Лахиш стал называться Ad Halom.

Нагиб писал в своей книге 1955 года Судьба Египта, что его бригада успешно выстояла и одержала славную победу с некоторыми последствиями, оценивая израильские потери в 450 убитыми (считая число атакующих равным 4,000). Журнал же, попавший в руки к израильтянам во время войны, показывает, что Нагиба сильно волновала дальнейшая судьба его войск. Он требовал немедленной помощи: медицинскую помощь, войсковое подкрепление, боеприпасы, средства связи и авиацию для обнаружения позиций израильской артиллерии. Также вполне вероятно, что он считал себя окружённым, так как думал, что 53-й батальон, блокировавший дорогу на Мадждал, всё ещё там.

Значительное подкрепление в виде 6-го батальона пришло к Нагибу, когда его 9-ый батальон уже был готов к атаке Ницанима. 7 июня, помимо Ницанима, египетская армия направила крупные силы для очистки флангов и успешно расчистила дорогу между Мадждалом и Аль-Фаллуджей. Израильский хронист и офицер Авраам Аялон написал, что израильское отступление с Холма 69 3 июня, которое он считал ненужным, было основным фактором, способствовавшим дальнейшим успехам Египта.

Библиография

• Авнери, Ури (1950), В Полях Филистии — Издательство «Таберский»  (иврит)
• Аялон, Авраам (1963), Бригада «Гивати» против Египетского захватчика — Издательство «Маарахот»  (иврит)
• Бойн, Уолтер (2002), [books.google.com/books?id=FW_50wm8VnMC&printsec=frontcover Воздушная Война: Международная Энциклопедия] — Издательство «ABC-CLIO»  (англ.)
• Гилад, Зрубавель, ред. (1955), Книга ПАЛЬМАХа — Издательство Объединённого Киббуца  (иврит)
• Ицхаки, Арйе (1988), Справочник Военных Памятников и Мест Битв в Израиле, том 2 — Издательство «Барр»  (иврит)
• Лорх, Нетанель (1968), Остриё Меча: Война за Независимость Израиля — Издательство «Масада»  (иврит)
• Моррис, Бенни (2008), 1948: История Первой Арабо-Израильской Войны — Издательство Йельского Университета  (иврит)
• Нордин, Лон (1990), Истребители над Израилем: История Израильских ВВС от Войны за Независимость до Долины Бекаа — Издательство «Краун»  (англ.)
• Поллак, Кенет (2004), Арабы в Войне: Военная Эффективность, 1948—1991 — Издательство «Бизон»  (англ.)
• Роган, Южен и Шлаим, Ави, ред. (2007), Война за Палестину — Издательство Университета Кембридж  (англ.)
  • Гергес, Фаваз, Егмпет и Война 1948 года: Международный Конфликт и Региональные Амбиции, стр. 150—175
• Уоллах, Иуда; Лорх, Нетанель; Ицхаки, Арйе (1978), Атлас Израиля «Карта» — Издательство «Карта»  (иврит)
  • Том 1 — С Первых Поселений до Основания Государства
  • Том 2 — Первые Годы 1948—1961
• Уоллах, Иуда (2003), Места Битв в Израиле — Издательство «Карта»  (иврит)
• Хашавия, Арйе, ред. (2005), До Сюда: История 53-го Батальона — Издательство Министерства Обороны Израиля  (иврит)
• Ширан, Оснат, ред. (2008), Война — через 60 Лет — Издательство Министерства Обороны Израиля  (иврит)
  • Бар-Он, Мордехай, Интервью с Историком Йоавом Гельбером, стр. 13-43
• Шиф, Зеэв (1985), История Армии Израиля, 1874 до Сегодняшнего Дня — Издательство «Макмилан»  (англ.)
• Шиф, Зеэв (1982), АОИ и её Войска: Энциклопедия Армии и Обороны — том 2 — Издательство «Ревивим»  (иврит)
• Шмуэлевич, Арйе, ред. (2007), Поле Боя: Решающие Битвы на Израильской Земле — Издательство Министерства Обороны Израиля  (иврит)
  • Аарони, Реувен, Битва за Ашдод — Июнь 1948, стр. 229—237
  • Кабха, Мустафа, Битва за Ашдод в Арабских Источниках, стр. 238—243
• История Войны за Независимость (1959) — Издательство «Маарахот»  (иврит)
• Бригада «Негев» в Войне (1950) — Издательство «Маарахот»  (иврит)

Отрывок, характеризующий Операция «Филистия»

– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.