Орфей и Эвридика (зонг-опера)
Поделись знанием:
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
| Орфей и Эвридика | |
| Композитор | |
|---|---|
| Автор(ы) либретто | |
| Жанр | |
| Год создания | |
| Место первой постановки | |
«Орфе́й и Эвриди́ка» — первая советская рок-опера. Написана в 1975 году композитором Александром Журбиным и драматургом Юрием Димитриным, поставлена ансамблем «Поющие гитары» в оперной студии при Ленинградской Консерватории. Премьера состоялась в Ленинграде 25 июля 1975 года. Опера непрерывно исполнялась в Ленинграде десять лет (1975—1985), кроме того исполнительская труппа с аншлагом гастролировала по СССР. С 1988 года исполнение в Ленинграде было возобновлено.
Поскольку термин «рок» вызывал негативные эмоции у руководства Министерства культуры СССР, постановка была названа «зонг-оперой» (от нем. der Song — «эстрадная песенка»; это слово ассоциировалось с «эпическим театром» Б. Брехта, где вставные песни-зонги играли роль авторского комментария к действию).
В 2003 году опера вошла в книгу рекордов Гиннесса как мюзикл, максимальное количество раз сыгранный одним коллективом (на момент регистрации рекорда спектакль исполнялся 2350-й раз).[1]
Исполнители
- Орфей — Альберт Асадуллин
- Эвридика — Ирина Понаровская
- Харон — Богдан Вивчаровский, единственный артист России, получивший в 2001 году звание заслуженного артиста за работу в рок-опере. Играя роль Харона с самого начала (более 30 лет), Вивчаровский тоже занесён в Книгу рекордов Гиннесса.
- Фортуна — Ольга Левицкая
- 1-й певец — Валерий Цакадзе
- 2-й певец — Василий Лазаренко
- 3-й певец — Александр Фёдоров
Трек-лист
Часть 1:
- Увертюра (1:37)
- Орфей полюбил Эвридику… (1:09)
- Первый дуэт Орфея и Эвридики и песня Орфея («Когда поет Орфей») (5:38)
- Хор вестников («Близится, близится…») (1:38)
- Сцена прощания (1:25)
- Ария Эвридики («Песня о капле росы») (3:43)
- Напутствие Эвридики (0:37)
- Первый зонг («Оглянись») (2:18)
- Интерлюдия (1:36)
- Певцы и фортуна (4:22)
- Состязание певцов (4:26)
- Выступление Орфея (3:16)
- Сцена прославления (4:34)
- Явление Фортуны («Звал меня, звал меня, мой певец…») (3:05)
- Песня Харона («Еще один юнец встречает в сны…») (2:58)
- Встречай, Эвридика (1:06)
- Первое возвращение Орфея (4:44)
- Второй зонг («Прости нас, Эвридика…») (1:59)
Часть 2:
- Интерлюдия («Буря над озером») и песня Эвридики («Орфей, я в лицо её знаю…») (6:00)
- Дуэт Эвридики и Харона (1:59)
- Сцена опьянения (4:18)
- Ария Фортуны («Все несчастливцы как один…») (2:49)
- Сцена Орфея и Харона и песня Харона (8:32)
- Ария Орфея («Потерял я Эвридику…») (3:52)
- Напутствие Фортуны (1:39)
- Третий зонг («Маятник») (2:29)
- В ожидании Орфея (1:27)
- Встречай, Эвридика (0:41)
- Сцена второго возвращения Орфея (3:13)
- Хор вестников («Близится, близится…») (2:04)
- Исчезновение Эвридики (1:34)
- Финал (3:50)
Напишите отзыв о статье "Орфей и Эвридика (зонг-опера)"
Примечания
- ↑ [rock-opera.ru/about/about-theatre.html Санкт-Петербургский театр «Рок-опера»]
|
Это заготовка статьи об опере. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Орфей и Эвридика (зонг-опера)
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
