Пифон (диадох)

Пифон (др.-греч. Πίθων или Πείθων; 355 до н. э.—314 до н. э.) — телохранитель правителя Македонии Александра Великого, после раздела его империи получивший Мидию (западный Иран).

Этапы карьеры

• В 326 году до н. э. имя Пифона, сына Кратея из Эордеи (область в Македонии), встречается впервые в индийском походе Александра.
• В 325 году до н. э. Александр назначил его своим телохранителем, то есть приближенным офицером, которым Александр доверял начальство над отрядами.
• В 323 году до н. э. после смерти Александра именно Пифон, согласно Курцию, предложил сделать Пердикку и Леонната регентами при ещё не рожденном сыне Александра от Роксаны. В награду Пифон получил в управление Мидию, область в совр. западном Иране.
• В 323 году до н. э. подавил восстание греческих наёмников-ветеранов.
• В 320 году до н. э. участвовал в походе Пердикки в Египет. После его убийства был назначен регентом при македонских царях, но в том же году лишен регентства.
• В 318 году до н. э. захватил Парфию, но был разгромлен соседними сатрапиями.
• В 317 году до н. э. присоединился к Антигону Одноглазому, потеряв самостоятельность.
• В 314 году до н. э. был казнён Антигоном.

Подавление восстания ветеранов

Вскоре после смерти Александра Пердикка поручил Пифону подавить восстание греческих ветеранов, которые решили вернуться на родину из далеких восточных сатрапий. Пердикка, не желая, чтобы опытные воины составили силу его врагам, приказал убить всех восставших, а их имуществом вознаградить македонских солдат. Силы восставших Диодор Сицилийский оценивал в 20 000 пехоты и 3000 конных.

Пифон с помощью Пердикки собрал около 13 000 пехоты и 8800 всадников. Исход сражения был неясен, когда один из греческих военачальников, подкупленный Пифоном, вывел свой отряд в 3 тысячи бойцов из боя. Смущенные этим греки отступили. Пифон обещал им полное прощение, если они сложат оружие и вернутся в сатрапии. Как считал Диодор Сицилийский, Пифон имел намерения использовать греческих наемников в ходе последующей борьбы за власть. Поверив обещаниям, греки сложили оружие и смешались с македонцами. Тогда македонцы, следуя приказу Пердикки, напали на безоружных греков и всех перебили, а имущество их разграбили.

Регентство

В 322 году до н. э. вспыхнула Первая война диадохов: регент Пердикка со своими полковдцами Эвменом, Пифоном и Селевком выступил против Антипатра, Кратера, Антигона Одноглазого и Птолемея. Летом 321 года до н. э. Пердикка вторгся в Египет, владения Птолемея, но неудачи преследовали его армию. В результате заговорщики под началом Селевка убили Пердикку. По предложению Птолемея новым регентом при македонском царе стал Пифон, и ещё один незначительный офицер по имени Арридей. Регентство Пифона длилось недолго, в том же году его передали более могущественному Антипатру на конференции в Трипарадисе (Сирия), где произошел второй раздел империи Александра. Пифон сохранил Мидию.

Войны диадохов

Когда в 319 году до н. э. умер Антипатр, Пифон решил увеличить свои владения и в 318 году до н. э. убил сатрапа Парфии Филиппа, а во главе Парфии поставил своего брата Евдама. Опасаясь усиления Пифона, восточные сатрапии Бактрия и Согдиана объединились и разгромили войска Пифона, выгнав его из Парфии. Пифон нашел спасение у Селевка в Вавилоне, а затем присоединился к Антигону Одноглазому в его войне против Евмена. В важнейших битвах Антигон поручал Пифону командование левым флангом, а иногда и всей армией.

В 315 году до н. э. Антигон Одноглазый наконец разгромил своего наиболее опасного врага Эвмена, и Пифон стал самым сильным диадохом на востоке. Вновь обретя уверенность в своих силах, Пифон стал действовать самостоятельно и собрал армию наемников. Тогда Антигон, усыпив бдительность бывшего соратника обещанием дать 6 тысяч македонцев и фракийцев, заманил Пифона к себе под предлогом обсуждения дальнейших планов, отдал под суд и казнил в 314 году до н. э.

Литература

• Пифон, телохранитель Александра Великого // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [quod.lib.umich.edu/m/moa/ACL3129.0003.001/386?rgn=full+text;view=image Пифон (диадох)] (англ.). — в Smith's Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology.

Отрывок, характеризующий Пифон (диадох)

Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.