Подводные лодки Джевецкого

<th colspan="3" align="center" style="color: white; height: 20px; background: navy;font-size: 110%;">История корабля</th> <th colspan="3" align="center" style="color: white; height: 20px; background: navy;font-size: 110%;">Силовая установка</th> </tr><tr> <td colspan="3"> мускульная</td> <th colspan="3" align="center" style="height: 20px; background: navy;font-size: 90%;"> Категория на Викискладе</th>

Подводные лодки Джевецкого
Корпус лодки Джевецкого в Центральном военно-морском музее
Государство флага	Россия Россия
Спуск на воду	1880-1881
Выведен из состава флота	1891. 1908
Современный статус	разобраны
Основные характеристики
Главный конструктор	С. К. Джевецкий
Скорость (подводная)	2,5 узла
Рабочая глубина погружения	8 м
Предельная глубина погружения	12,5 м
Автономность плавания	50 часов под водой
Экипаж	3 человека
Размеры
Водоизмещение надводное	5,8 т
Длина наибольшая (по КВЛ)	6 м
Ширина корпуса наиб.	1,2 м
Высота	1,7 м
Вооружение
Торпедно- минное вооружение	2 всплывающие мины

Подводные лодки Джевецкого — первая в мире серия боевых подводных аппаратов. Применялись в 1880-е гг. в системе обороны российских военных портов на Балтийском и Чёрном море. После модернизации ограниченно использовались во время русско-японской войны (1904—1905).

История проекта

В 1878—1879 гг. инженер-изобретатель Степан Карлович Джевецкий построил два экспериментальных подводных аппарата (малый одноместный и более крупный четырёхместный), приводимых в действие педальным приводом и способных запускать с глубины к поверхности всплывающие мины.

29 января 1880 года вторая модель была испытана на Серебряном озере в Гатчине в присутствии наследника российского престола великого князя Александра Александровича (с марта 1881 года — император Александр III). Джевецкий маневрировал под шлюпкой, где находился великий князь, а потом взорвал миной плотик-мишень. Аппарат получил от Александра Александровича высокую оценку: «Эта лодка, я уверен, будет иметь большое значение в будущем и сделает порядочный переполох в морских сражениях».

После успешного испытания был сделан срочный правительственный заказ на серию из 50 подводных лодок. Таким образом, субмарина Джевецкого стала первой в России и мире серийной подводной лодкой. Перед запуском в серию проект был незначительно доработан, в частности, экипаж сокращён до 3 человек.

Конструкция

Подводная лодка была однокорпусной конструкции и изготавливалась из склёпанных стальных листов толщиной в 5 мм. Три члена экипажа размещались сидя в центре корпуса, так, чтобы головы помещались в шестигранный купол с иллюминаторами. В передней части купола был устроен перископ для наблюдения из-под воды.

Кормовой винт приводился в действие ножным педальным приводом. Три человека могли в течение двух часов сообщать лодке скорость в 2,5-3 узла. Винт был поворотным и выполнял роль горизонтального руля. Для управления в вертикальной плоскости использовались два перемещавшихся внутри лодки груза, которые создавали дифферент на нос или корму.

Для регенерации воздуха применялась его прокачка через раствор едкого натрия. Также по мере надобности использовался сжатый воздух из запаса для продува балластной цистерны. Это позволяло пребывать под водой до 50 часов. На перископной глубине также предполагалось использовать выдвижную вентиляционную трубку. Рабочей глубиной погружения считалось 8 метров, допустимой — 12,5 м. Внутреннее освещение отсутствовало, экипаж должен был работать на ощупь или при отблесках света из иллюминаторов.

Вооружение составляли две мины, начиненные каждая по 32 кг пироксилина. Мины размещались в углублениях на корпусе лодки. Для придания положительной плавучести их окружали резиновые мешки, наполненные воздухом. Предполагалось, что подводная лодка способна незаметно подойти к стоящему на якоре неприятельскому судну и занять позицию у него под килем. После этого мины освобождались, они всплывали и, связанные друг с другом тросом, охватывали корпус судна. Выпустив мины, лодке надлежало удалиться на безопасное расстояние и взорвать заряды по электрическому проводу.

Служба

Подводные лодки Джевецкого, предназначенные для активной береговой обороны важнейших приморских крепостей, относились не к Морскому, а к Военному ведомству, и состояли на вооружении крепостных минных рот (соответственно, они не несли военно-морского Андреевского флага и вообще не относились к военным судам)

С 1880 г. на Невском заводе в Петербурге под наблюдением корабельного мастера П. А. Титова было построено 25 лодок Джевецкого, еще 25 штук заказали на заводе Плато в Париже. 29 августа 1881 г. была устроена демонстрация с участием Джевецкого одной из серийной лодок военному министру генералу П.С.Ванновскому. Лодка провела успешные эволюции и атаку миной стоящего на якоре судна. Военный министр дал указание из 50 поступивших лодок 16 оставить на Балтике, а 32 перевезти на Чёрное море. Одна лодка находилось в непосредственном распоряжении Военно-инженерного ведомства, а ещё одна была оставлена Джевецкому для дальнейших опытов

Балтийское море

Головная лодка серии проходила испытание в Военной гавани Кронштадта с 15 мая по 30 августа 1882 г. Командиром лодки в это время был лейтенант И. И. Чайковский (брат композитора). За 57 ходовых дней лодка пробыла под водой 96 часов. Испытания были признаны успешными. Лейтенант Чайковский внёс предложение окрасить светящейся краской рукоятки и маховики, чтобы их можно было различать в темноте. В дальнейшем лодкой командовал подпоручик Гросс. В июне 1883 г. назначенный новым командиром лодки мичман Чижов из-за неопытности едва не погубил её при первом же погружении. Видимо, эта кронштадтская лодка была единственная, которая действительно активно эксплуатировалась. Официально лодки оставались на вооружение Кронштадтской крепостной минной роты до конца 1886 г.

Черное море

19 ноября 1881 г. из Петербурга был отправлен железнодорожный состав из 16-и платформ с 32 лодками лодками и крытого вагона с 19-ю ящиками комплектующих частей и паровой помпой. 2 декабря состав прибыл в Одессу. В конце декабря того же года 8 лодок были отправлены в Севастополь на транспорте «Дунай». В Севастополе на Монастырском берегу Карантинной бухты была устроена база для лодок. Однако до января 1883 г. лодки не имели полного комплекта оборудования, но всё же использовались минерами севастопольской минной роты для обучения.

19 мая 1887 г. в целях изучения различных типов минного оружия в Севастополе были проведены испытания одной из лодок Джевецкого. Лодка должна была отойти от пристани, пройти под водой под стоящим на якоре в 85 саженях от берега катером и вернуться назад. В рапорте проводившей испытания комиссии говорилось: "В аппарат спустились поручик Андреев и три самых опытных в подводном плавании нижних чина. В бухте было совершенно тихо. Лодка двигалась сначала по поверхности воды, затем опустилась так, что фонарь исчез под водой, осталась видна только труба с отражательной призмой, назначенной для направления движения. При этом лодка почти тотчас же потеряла направление и пошла в сторону от назначенной цели…». Испытания были признаны неудачными, что имело негативные последствия для дальнейшего нахождения подводных лодок в системе береговой обороны.

Судьба лодок Джевецкого после исключения со службы

15 февраля 1888 г. лодки вместе с другими средствами активной минной обороны были переданы из Военного в Морское ведомство.

26 мая 1890 г. комиссия минной (торпедной) станции Черноморского флота осмотрела лодки Джевецкого в Севастополе. По итогам её работы командир Севастопольского порта контр-адмирал М.Д.Новиков доложил 7 июня в штаб Черноморского флота, что лодки вовсе не пригодны для дела. Позже аналогичный вывод был сделан и на Балтийском флоте.

20 июля 1891 г. генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович принял решение: «В виду непригодности подводных лодок Джевецкого для активной защиты портов при современных условиях военных действий на море … испросить разрешение на разломку означенных подводных лодок с обращением в лом металлов… …Три или четыре лодки оставить для портовых надобностей, как-то осмотра подводной части судов, гидротехнических сооружений, водолазных работ и минных заграждений, а также для разных опытов». Две кронштадтские лодки были оставлены для водолазного класса, одна — переведена в Либаву.

При разборке лодок снятые с них помпы устанавливались на других кораблях, а также на береговых водокачках. 28 января 1893 г. главный командир Черноморского флота вице-адмирал Н.В.Копытов предложил использовать корпуса лодок под бакены. На флоте к тому времени оставалось 14 аппаратов. Изготовление бакенов производилось в Николаеве. Три бакена было изготовлено в Кронштадте.

В 1900 г. начальник кронштадтского порта вице-адмирал С. О. Макаров докладывал: «На отношение Главного морского штаба от 22 марта сего года за № 640 уведомляю, что подводных лодок Джевецкого имеется восемь штук. Семь из них по корпусам вполне исправны, а восьмая неисправна и не может быть исправлена… Как корпуса, так и механизмы весьма хорошей и крепкой работы. Каждая лодка стоит 9 000 рублей». На Черном море к 1904 г. оставался всего лишь один пустой корпус лодки в Николаеве.

Проекты модернизации

Начиная с 1883 г. Джевецкий предлагал проекты модернизации своих подводных лодок. В 1885 г. он представил две лодки, оборудованные электродвигателями (одна из них с водометным движителем). Однако Морской технический комитет не счел возможным принять их на вооружение. В 1895 г. Джевецкий проводил опыты по оснащению лодок наружными трубчатыми торпедными аппаратами.

В 1897 году С. К. Джевецкий разработал проект водобронного миноносца — низкосидящего полуподводного судна с паровой машиной для надводного хода и электромотором для полупогруженного движения (когда над поверхностью воды возвышается только верхняя палуба и часть надстроек).

В 1900 г. контр-адмирал В. К. Витгефт высказался за использование субмарин для оказания психологического давления на вероятного противника. Витгефт предложил вооружить лодки Джевецкого торпедными аппаратами и доставить на Дальний Восток с обязательным заходом в Японию для того, чтобы лодка была замечена японцами. Одна из лодок была действительно отремонтирована, и на пароходе «Дагмар» привезена в Порт-Артур. В 1902 г. Витгефт сообщил в Главный Морской штаб, что в Порт-Артуре лодку оборудовали двумя наружными решетчатыми торпедными аппаратами и включили в систему обороны крепости, хотя она не применялась из-за недостатков мускульного привода — быстрого уставания экипажа и малой скорости.

Во время русско-японской войны были сделаны попытки создания на основе лодок Джевецкого «полуподводных» судов — для плавания в положении, когда над водой остаётся только верхняя часть рубки («катер малой видимости»). В 1904 г. в Петербурге путём глубокой модернизации лодок Джевецкого были введены в строй оснащенные двигателями внутреннего сгорания и рамочными торпедными аппаратами «полуподводные миноносцы» — «Кета» по проекту С. А. Яновича и «Челим» по проекту лейтенанта С. А. Боткина. Обе лодки были доставлены по железной дороге на Дальний Восток. «Челим» по прибытию во Владивосток оказался негодным к боевому использованию, а «Кету» перевели в низовья Амура, где летом 1905 г. она несла дозорную службу на подступах к Николаевску-на-Амуре, выходила в Амурский лиман и Татарский пролив, имела визуальные контакты с японскими миноносцами. Всего в 1905 г. «Кета» совершила 17 выходов, пройдя 948 миль. После войны продолжала нести службу в Сибирской флотилии, пока 30 сентября 1908 г. не была исключена из списков и отдана на слом.

Ссылки

• [navycollection.narod.ru/library/Mk/Submarines/1973-10-pl1/article.html журнал "Моделист-Конструктор" №10-1973. Выпуск 1: Подводная лодка Джевецкого]
• [www.deepstorm.ru/DeepStorm.files/under_1917/ns/djevec.htm Водобронный миноносец С. К. Джевецкого (1897—1910 гг.)]
• [www.deepstorm.ru/DeepStorm.files/under_1917/djevic/list.htm Третий вариант подводной лодки С. К. Джевецкого]
• [flot.com/users/lapin/Imperial/jevetskii.htm Подводные лодки С. К. Джевецкого]
• [www.navy.su/navysub1917/dzhevetskiy/index.htm Подводные лодки С. К. Джевецкого]
• [base13.glasnet.ru/text/krylov/76.htm Академик А. Н. Крылов, «Мои воспоминания» Степан Карлович Джевецкий]
• [warinform.com/?page_id=688 В.Захар Пионеры подводного плавания Черного моря]

Отрывок, характеризующий Подводные лодки Джевецкого

Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.