Поделков, Сергей Александрович
| Сергей Поделков | |
 Сергей Поделков. Фото В. Табольского | |
| Имя при рождении: |
Сергей Александрович Поделков |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
Песочня, Калужский уезд, Калужская губерния, Российская империя |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: | |
| Направление: | |
| Жанр: | |
| Язык произведений: |
русский |
| Дебют: | |
Сергей Поделков (8 (21) сентября 1912, деревня Песочня Калужского уезда Калужской губернии — 6 марта 2001, Москва), русский советский поэт, переводчик, ветеран Великой Отечественной войны.
Биография
Печатался с 1931, первый сборник стихов выпустил в 1934 году. В 1937 арестован, через несколько лет выпущен на свободу, однако его лишили возможности печататься.
В 1941 окончил Литературный институт, там же в 1964 начал преподавать. Член редколлегии еженедельника «Литературная Россия» с момента его создания в 1963.
Переводил на русский язык эпосы народов России, в частности, якутов.
Принадлежал к патриотическому кружку писателей-«радонежцев»[1].
На музыку Н. Иванова в 1941 году написал песню «Дальняя дороженька», ставшую особенно популярной в Китае.
Поэтическая манера
Сергея Поделкова называли «поэтом поколения Павла Васильева и Бориса Корнилова»[2]. С Васильевым Поделков дружил, а после реабилитации поэта, расстрелянного в 1937-м, участвовал в восстановлении его наследия.
Для стихов Поделкова характерны чувство современности, красочность поэтического языка. В его сборниках можно найти стихи о любви и природе, страницы, посвящённые истории России, а также войне с Германией.
Сборники стихов
- «Стихи о войне, о славе, о любви» (1934);
- «Строитель» (1949);
- «Поле жизни» (1963);
- «Говорящие деревья» (1963);
- «Ступени» (1966);
- «Город любви» (1970);
- «Земная колыбель» (1984).
Напишите отзыв о статье "Поделков, Сергей Александрович"
Примечания
Отрывок, характеризующий Поделков, Сергей Александрович
– А если я хочу…– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
