Попытка угона китайского авиалайнера в Хотане (2012)

Рейс GS7554 авиакомпании Тяньцзиньские авиалинии
Общие сведения
Дата	29 июня 2012 года
Время	12.25 - 12.35
Характер	Угон самолёта
Причина	Терроризм
Место	близ Хотан_(аэропорт), Синьцзян-Уйгурский_автономный_район (КНР)
Погибшие	2
Раненые	13-24
Воздушное судно
Модель	Embraer E-Jet Embraer ERJ-190
Авиакомпания	Тяньцзиньские авиалинии
Пункт вылета	Хотан_(аэропорт)
Пункт назначения	Дивопу_(аэропорт)
Рейс	GS7554
Бортовой номер	B-3171
Пассажиры	92
Экипаж	9
Выживших	99

См. также: Рейс GS7554 и Рейс GS7554

Попытка угона китайского авиалайнера в Хотане (2012) — террористический акт уйгурских сепаратистов, неудавшийся угон самолёта, произошедший 29 июня 2012 года, когда пассажирский самолёт Embraer ERJ-190 китайской региональной авиа-компании Тяньцзиньские авиалинии выполнял пассажирский рейс номер GS7554 в Китае из аэропорта города Хотан в аэропорт города Урумчи (столица Синьцзян-Уйгурского автономного района).

В результате данного происшествия самолет благополучно сел в порту вылета, угонщики-террористы были арестованы, погибли (или были смертельно ранены, умерли позже в больнице) два угонщика-террориста и ранены 9-20 пассажиров, 2 офицера полиции, 2 стюардессы.

Самолёт

Самолет Embraer ERJ-190 из семейства двухмоторных узкофюзеляжных пассажирских самолётов средней дальности (4260 км) Embraer E-Jet производства бразильской компании Embraer. Серийное производство началось с 2002 года. Пассажировместимость составляет 98-114 человек.

Экипаж

Состоял из двух пилотов и 7 стюардесс/бортпроводников. Также на борту было двое охранников рейса, одетых как обычные пассажиры.

Угонщики

Угонщиками были шесть уйгуров в возрасте от 20 до 36 лет из города Кашгар, члены местной террористической организации Исламское движение Восточного Туркестана или его части. Они сумели проникнуть на борт самолета не вызвая подозрений при посадке, так как пронесли холодное оружие в виде костылей, изображая инвалидность. Некоторые свидетели также утверждают, что они пронесли с собой и взрывчатку (в двух бутылках) размером с футбольный мяч.

Угон

Самолёт выполнял обычный региональный пассажирский рейс номер GS7554 по маршруту Хотан — Урумчи, а на его борту находились 9 членов экипажа и 92 пассажира. Вылет состоялся согласно расписанию в 12:25 по местному времени и через 6-10 минут полета шестеро террористов попытались захватить авиалайнер. Первые признаки захвата самолета зафиксировал капитан (Zou Jingsong) воздушного лайнера в 12:32 — он заметил в мониторе камеры наблюдения драку в проходе и мигание красной лампочки открытия двери в кабину. По его команде пилот немедленно развернул самолет на высоте 5700 метров и полетел обратно в аэропорт Хотан.

Передняя группа угонщиков — попытка прорыва в кабину

Согласно воспоминаниям пассажиров и стюардессы Guo Jia, трое угонщиков в передней части салона переоделись в униформу авиапроводников и стали прорываться в кабину пилотов, используя заостренные металлические палки из разобранных костылей. Стюардесса попыталась их задержать и стала первой пострадавшей. Также она прикрыла дверь в кабину тележкой для еды (как предусмотрено аварийным планом) и сообщила капитану об атаке, что разъярило угонщиков и они решили взорвать бомбу в бутылке. Один из бортпроводников по громкой связи попросил пассажиров напасть на угонщиков.

Сидевший на 4-5 рядов дальше в салоне 44-летний Fu Huacheng из округа Хотан, вскочил со своего места и побежал на угонщиков, как только он услышал от них крик «Кто встанет, тот умрет!» так как понял, что это попытка угона (он благодарен своему шестому чувству опасности — ему приходилось много драться в детстве, как всем из Хотана). Так как остальные пассажиры сидели в полной тишине, то Фу крикнул по-уйгурски «Давайте! Вставайте и деритесь с ними. Иначе мы все умрем!». После этого к нему присоединились ещё два пассажира.

Когда группа угонщиков в передней части салона не смогла прорваться в кабину, один из угонщиков пытался поджечь содержимое своей бутыли зажигалкой. По словам пассажира Liu Huijun, который сидел в первом ряду, он сумел выбить эту бутыль из рук угонщика и начал драться с ним. По словам другого пассажира Dou Ganggui, который тоже сидел в первом классе, он пришел на помощь соседу и в ходе драки ему сломали кости руки.

Задняя группа угонщиков

Одновременно, в задней части салона другие трое угонщиков встали и начали махать металлическими палками, демонстрируя пассажирам некое взрывное устройство в виде бутыли, требовали не двигаться и не вставать. По сообщениям китайского новостного агентства Синьхуа террористы также выкрикивали экстремистские религиозные лозунги. Позже задняя группа угонщиков бросилась вперед, чтобы помочь своей передней группе.

Охранник рейса Du Yuefeng, который сидел в середине салона, увидел бегущих по проходу к передней части салона мужчин и встал, чтобы задержать их, но был ранен в голову и потерял сознание. Через несколько секунд он очнулся и продолжил драку в проходе, а после того, как повалил двоих нападавших, бросился в переднюю часть салона, чтобы помочь пассажирам с первой группой угонщиков.

Другой пассажир, офицер полиции Turhong Ruzniaz, также сказал, что увидел высокого мужчину с длинными волосами, в темной рубашке, который стоя бил пассажира (охранника) металлической палкой, а также второго мужчину, бежавшего к кабине с бутылью в руке. 34-летний полицейский догнал одного угонщика, пнул его сзади и придавил к полу до самой посадки самолета. В ходе драки он повредил правую руку.

Победа пассажиров

В передней части салона пассажиры снимали с себя пояса и связывали ими удерживаемых на полу угонщиков.

В результате все шесть террористов, попытавшихся захватить самолет, были обезврежены пассажирами и членами экипажа, при этом ранения получили семь или более (или 24) человек.

Последствия

Самолёт успешно приземлился в аэропорте Хотан в 12:45. Все выжившие террористы были сданы силам безопасности.

Двое террористов (опознанные как Ababaykeri Ybelayim и Mametali Yvsup) умерли в больнице позже (или были просто забиты насмерть пассажирами лайнера).

В китайской блогосфере в частности на Sina Weibo (weibo.com) появились фотографии удерживаемых пассажирами угонщиков.

Полеты из Хотана в Урумчи возобновились 3 июля 2012 года с проверкой обуви и поясов.

Награды

Десять пассажиров рейса номер GS7554, которые оказали сопротивление угонщикам, были награждены правительством Синьцзян-Уйгурского автономного района за храбрость и самоотверженность — они получили в награду по 100 тыс. юаней (15,7 тыс. долларов).

Среди всех пассажиров рейса было шестеро офицеров полиции, пять из них приняли участие в схватке с террористами. Два из них — Lu Maopeng из округа Хотан и Turghun Rozeniyaz уезда Лоп получили высокие правительственные награды (second-rank law enforcement heroism medals) по указанию министра общественной безопасности. Другие три полицейских чина Eziz Metusun из уезда Лоп и Memeteli Dawut из округа Хотан также получили (personal first-class awards of merit), а Muhtar Qirem из уезда Лоп получил (personal second-class award of merit).

Экипаж самолета тоже получил награду от правительства Синьцзян-Уйгурского автономного района в размере 500 тыс. юаней (или 80,6 тыс. долларов США).

Также экипаж авиалайнера был награждён управлением безопасности гражданской авиации Китая суммой в 1 миллион юаней (или $157,000). Двое охранников рейса Du Yuefeng и Xu Yang, а также стюардесса Guo Jia, были названы героями.

Специальное расследование о вине служб безопасности аэропорта Хотан пришло к выводу, что вины службы безопасности нет. Начальник управления безопасности гражданской авиации Китая Song Shengli заявил, что никакая взрывчатка не была пронесена террористами через контрольные посты аэропорта в самолет и в самом самолете её не было обнаружено.

По результатам этого происшествия, в Китае был усилен контроль за проносом на борт авиалайнеров костылей — теперь для этого требуется справка от врача (из больницы).

Приговор

Трое из четырех выживших террористов были приговорены к смертной казни уже в конце 2012 года.

Приговор был вынесен 11 декабря 2012 года народным судом средней инстанции округа Хотан.

«Суд средней инстанции уезда Хотань приговорил к смертной казни троих и к пожизненному заключению четвертого виновного в попытке угона самолета в июне. Их признали виновными в организации, руководстве и участии в террористической группировке, угоне самолета и попытке привести в действие на борту воздушного судна взрывчатку»

Террористы Муса Ивсуп, Арсидикали Иминь и Эюмер Иминь (Musa Yvsup, Arxidikali Yimi, Eyumer Yimin) были приговорены к смерти после признания их виновными. Четвертый выживший угонщик Алем Муса (Alem Musa) был признан виновным и приговорен к пожизненному заключению, так как его преступный вклад был меньше (а также за его содействие следствию).

Также установлено, что все члены группировки «находились под влиянием» экстремистов с октября 2011 по февраль 2012 года и разрабатывали угон воздушного судна с мая по июнь 2012.

Ссылки из китайских СМИ

• [russian.people.com.cn/31516/7861204.html Попытка угона самолета в Синьцзяне: арестованы 6 захватчиков] (рус.). russian.people.com.cn/ (29 июня 2012).
• [russian.news.cn/social/2012-06/29/c_131685108.htm В Китае совершена попытка угона пассажирского самолета] (рус.). russian.news.cn (29 июня 2012).
• [www.chinadaily.com.cn/china/2012-06/30/content_15538262.htm Plane hijack attempt foiled in Xinjiang] (рус.). www.chinadaily.com.cn (30 июня 2012).

Отрывок, характеризующий Попытка угона китайского авиалайнера в Хотане (2012)

– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.