Поющев, Алексей Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алексей Иванович Поющев
Дата рождения

1923(1923)

Место рождения

с. Яблонка Вадский район, Нижегородская область

Дата смерти

22 сентября 1944(1944-09-22)

Место смерти

Латвия

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

авиация

Годы службы

1940—1944

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Алексей Иванович Поющев (1923 — 22 сентября 1944) — Герой Советского Союза, командир штурмовой эскадрильи, гвардии капитан.





Биография

Алексей Иванович Поющев родился в селе ныне Яблонка Вадского района Нижегородской области в семье крестьянина. Русский. Член КПСС с 1944 года. Окончил 9 классов.

В Красной Армии с 1940 года. В 1942 году окончил Энгельсскую военно-авиационную школу пилотов.

В действующей армии с мая 1943 года. Командир эскадрильи 118-го гвардейского штурмового авиационного полка (225-я штурмовая авиационная дивизия, 15-я воздушная армия, 2-й Прибалтийский фронт) гвардии капитан Поющев к сентябрю 1944 года совершил 93 боевых вылета, в том числе 53 — ведущим групп, нанеся противнику большой урон в живой силе и технике. 8 марта 1944 года со своей эскадрильей обнаружил скопление вражеских танков и атаковал их. В бою был подбит и двое суток вместе со стрелком-радистом выбирался к своим. В июле 1944 года вместе с эскадрильей уничтожил скопление вражеской техники, а через несколько дней 20 железнодорожных цистерн с горючим. На железнодорожной станции Синезёрка Поющевым был уничтожен эшелон противника, а при выходе из атаки уничтожен мост через реку Ревна, забитый транспортом и живой силой противника.

22 сентября 1944 года погиб при выполнении боевого задания. Был похоронен в городе Эргли Латвии.

Звание Героя Советского Союза присвоено 18 августа 1945 года.

Награды

Память

Напишите отзыв о статье "Поющев, Алексей Иванович"

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9118 Поющев, Алексей Иванович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Поющев, Алексей Иванович

Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.