Пулевский, Георгий

Георгий Пулевский
Георги Пулевски
Имя при рождении:	болг. Георги Пулевски
Дата рождения:	1817(1817)
Место рождения:	Галичник, Османская империя
Дата смерти:	13 февраля 1893(1893-02-13)
Место смерти:	София Болгария
Гражданство:	Османская империя, Валахия, Румыния, Сербия, Болгария
Род деятельности:	революционер, публицист, поэт, прозаик, архитектор, лингвист
Язык произведений:	македонский, болгарский, сербский

Георгий Пулевский (болг. Георги Пулевски; макед. Ѓорѓи Пулевски; макед. Ѓорѓија Пулевски) - болгаро-македонский национал-революционер и публицист. Он одним из первых в Новое время поставил вопросы об отдельной македонской нации, о самостоятельном македонском языке, хоть и не дал на них на них однозначных ответов. Публицист Крсте Мисирков считал Пулевского одним из основоположников македонизма. Будучи яркой и разносторонней личностью, Пулевский прославился и как лингвист, и как полевой командир гайдуков, и как архитектор.

Биография

Георгий Пулевский родился в 1817 году, в горном македонском селе Галичник, в составе тогдашней Османской империи. Принадлежал Георгий к македонскому племени мияков (мијаци). В Галичнике бытует предание о том, что «предки Георгия Пулевского переселились в Галичник в конце XV века из небольшого приморского городка Пула, расположенного к югу от Скадара (Шкодера), в Северной Албании». О юных годах Пулевского мало что известно. Он долго работал каменщиком в Дунайских княжествах Валахии и Молдове (в 1859 г. эти княжества объединились в Румынию), в зрелом возрасте стал архитектором. Из княжеств Пулевский часто приезжал в родные края. В ущельях Голого Брда, к западу от Галичника, на стыке Македонии с Албанией, он сформировал гайдуцкую чету, сильно тревожившую турецких оккупантов.

В Румынии, вероятно, уже после Крымской войны, Пулевский познакомился со своим тёзкой Георгием Раковским - другим прославленным болгарским гайдуком. Чета Раковского успешно оперировала против турок на востоке Болгарии, в районе Рога Старой Планины. В 1861—1862 годах Раковский создал в Белграде Первую Болгарскую легию. А Георгий Пулевский сформировал в составе Легии понтонерскую чету, вскоре доставившую много неприятностей турецкому гарнизону Белграда...

В скором времени началось сотрудничество Пулевского с сербской интеллигенцией. В те годы активизировалась сербская пропаганда в Македонии - и определённые белградские круги рассчитывали использовать в своих целях поселившегося в Сербии (и имевшего перед Сербией заслуги) македонского воеводу Пулевского. Сербские власти спонсировали издание двух уникальных словарей, составленных Пулевским. За ними закрепились названия «Четырёхязычник Пулевского» (Београд, 1873) и «Триязычник Пулевского» (Београд, 1875). «Четырёхязычник» был предназначен, прежде всего, для сербов, желавших изучить албанский, турецкий и греческий языки. Триязычник же был адресован соплеменникам Пулевского, чей родной язык он идентифицировал как македонский. В трёх столбцах на каждой странице приводились албанский и турецкий эквиваленты македонских (прежде всего, взятых из галичниковского диалекта) слов. И албанские, и турецкие слова приводились в кириллической транскрипции, весьма удачно сделанной Пулевским. В то время албанцы уже давно пользовались латиницей, турки же (перешедшие на латиницу лишь при Ататюрке) пользовались мало подходящим для тюркских языков арабским алфавитом.

В 1876 год Пулевский принял участие в Сербско-турецкой войне, а затем и в Русско-турецкой войне. Наряду с воеводами Ильо Марковым, Григором Огненовым, Георгием Антоновым и Димитром Трифоновым, Георгий Пулевский стал воеводой болгарской добровольческой четы. Первые четыре вольных четы были сформированы в Ловче, при отряде генерал-лейтенанта Карцева. Многие четники Пулевского происходили из Македонии. Чета Пулевского билась с башибузуками и аскерами в ущельях Троянского Балкана, а затем участвовала в кровопролитном сражении за Шипку. Пулевский был одним из освободителей Кюстендила.

Кроме болгарского ополчения, в войне 1877-1878 годов приняли участие и четы болгарских добровольцев... Г-н Хитрово лично посетил Белград и Бухарест, где в то время находились главные воеводы гайдуцких болгарских чет... Воеводами чет были Илья Марков, Дмитрий Трифонов, Георгий Пулевский, Георгий Огнянов и Иванчо Роби... Город (Кюстендил) был взят после борьбы, при которой болгарские четы защитили окрестные болгарские сёла от башибузуков.

- вспоминал русский генерал-майор Н. Р. Овсяный. После войны Георгий Пулевский получил гражданство освобождённой Болгарии. Не признав законными анти-македонские решения Берлинского конгресса (Македония была оставлена под турецким игом), доблестный воевода Пулевский принял участие в Кресненско-Разложском восстании, которое закончилось поражением.

В конце 1878 года Пулевский издал в Софии поэму «Самовила Македонска», где отстаивал мнение, что предками современных македонцев были античные цари Филипп Македонский и Александр Великий. В 1879 году он издал в Софии два тома «Македонской песнарки», куда включил несколько собственных поэм и народные песни. В сочинённой Пулевским песне «Македонцим ув прилог» воспевается «старо царство, јесте од цара Александра, Наш цар Македонски, познат Александар Велики ув вселену».

После Кресненско-Разложского восстания, Пулевский какое-то время жил "на два дома" - в Софии и Белграде. В архиве сербского МВД сохранились два документа, подтверждающие, что к тому времени Пулевский (при своём ярком македонизме) идентифицировал свою национальность как болгарина. Русский генеральный консул Михаил Хитрово, многолетний приятель Пулевского, также считал его болгарином.

В 1880 году Георгий Пулевский издал книгу «Слогница речовска на славяно-македонското население» (при финансовой помощи Угрина Джикова). Своей последней грамматике Пулевский дал такое название: “Язичница. Содержающая староболгарски язик, а уредена ем исправена, да се учат болгарски и македонски синове и керки". То есть он признал македонское наречие - болгарским диалектом. В 1882 году Кузман Шапкарев писал в журнале «Марица»:

Аз знам тука един македонски българин от Дебърското село Галичник, който има много материал, събран от дебърските български села.

Идеалист Пулевский большую часть своей жизни остро нуждался в деньгах. С 1882 года до конца своих дней он получал пенсию, утверждённую Народным собранием. Выступая в 1882 году в Народном собрании, ходатайствуя о пенсии, Георгий Пулевский выразил своё сожаление о неосуществившемся объединении Македонии с Княжеством Болгарским:

Господа! Народни представители! Състоянието на бедност ме принуди да представям моите свидетелства, че съм участвал като войвода в Руско-турската война, за освобождението на нашата татковина, но за нещастие нашата земя остана неосвободена и несъединена

В переводе Михаила Девлеткамова:

Господа! Народные представители! Бедственное состояние принуждает меня представить свидетельства, что я участвовал как воевода в Русско-турецкой войне за освобождение нашего отечества, но по несчастью, наша земля осталась неосвобождённой и необъединёненой.</ref>

В 1892 году Пулевский завершил свой монументальный труд „Славяно-македонска обща история“ (1700 страничная рукопись). Георгий Пулевский умер в Софии 13 февраля 1893 года.

Галерея

• Trijazicnik.PNG

  Триязычник Пулевского

• Četirijazičnik, Pulevski.PNG

  Четырёхязычник Пулевского

• Georgi-Pulevski-Bust-Galichnik.jpg

  Памятник Георгию Пулевскому в Галичнике

• Slognica rečovska, Ǵorǵija Pulevski.jpg

  Слогница Речовска

Источники

• [blog.360.yahoo.com/blog-XYXNv1g5crXTYfIAcQ5HNjbSBiePK7VrYsA-?cq=1&p=17 За националното определение на Георги Пулевски през 70-те и 80-те години на XIX век]
• [damj.manu.edu.mk/pdf/0001Pulevski%20Trijazichnik.pdf Мияк Галички (Георги Пулевски), „Речник од три јазика“, Държавна печатница, Белград 1875 г.]

Литература

• Αγγελοπούλου Άννα. [histsociety.web.auth.gr/%CE%A0%CE%A1%CE%91%CE%9A%CE%A4%CE%99%CE%9A%CE%91%20%CE%9A%CE%97%202008.pdf Έθνος και γλώσσα στα Βαλκάνια: Η εικόνα του έργου του Gjorgija Pulevski (1822/1823;-1893) στην ιστοριογραφία της Πρώην Γιουκοσλαβικής Δημοκρατίας της Μακεδονίας, ΚΗ ́ ΠΑΝΕΛΛΗΝΙΟ ΙΣΤΟΡΙΚΟ ΣΥΝΕΔΡΙΟ, 25 - 27 Μαΐου 2007. Πρακτικά]. — Θεσσαλονίκη: Ελληνική Ιστορική Εταιρεία, 2008. — P. 185-198.

Отрывок, характеризующий Пулевский, Георгий

В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.