Пчела (сборник изречений)

«Пчела́» (греч. Μέλισσᾰ) — сборник изречений IX века византийского происхождения, получивший весьма широкое распространение на Балканах и на Руси. «Пчела» была одним из основных источников сведений о древнегреческой философии и политической мысли античности в Древнерусском государстве.

Содержание

«Пчела» содержит поучительные высказывания из многочисленных греческих памятников и Св. Писания (среди авторов святоотеческих трудов «Пчела» содержит выдержки из Иоанна Богослова, Василия Великого, Иоанна Златоуста и др., из античных философов выдержки из Аристотеля, Анаксагора, Пифагора, Демокрита, Сократа, Плутарха, Софокла, Еврипида, Феогнида и др., из числа царей содержит высказывания, приписываемые Александру Македонскому и его отцу — Филиппу, спартанским царям Агесилаю и Леониду, афинскому государственному деятелю Алкивиаду, а также восточным царям — Дарию, Артаксерксу, Киру, Крезу и др.).

В разных редакциях состав изречений мог изменяться, причём как сокращаться, так и дополнятся. Наиболее распространенная версия сборника на Руси содержит 71 главу (каждая глава содержит около 20 изречений), она была переведена на древнерусский язык не позднее XII века. Предположительно, в основу перевода древнерусской «Пчелы» был положен перевод с греческого на болгарский. «Пчелу» достаточно часто подписывали именем Максима Исповедника. В слове преподобного Феодосия Киево-Печерского есть указания на знакомство с «Пчелою». В монашеской среде XIV—XV веков были также распространены сборники поучений на темы монашеской жизни, из которых наиболее авторитетными были «Лествица» Иоанна Синаита, поучения аввы Дорофея, а также различные сочинения Исаака Сирина. Именно они стали стали основными источниками интерполяций в «Пчелу» в Русском государстве.

Редакции

Сочинение известно в четырёх основных славянских редакциях, имевших хождение на Руси, речь идёт о древнерусской, сербской, болгарской и волынской версиях. Последняя была выполнена в 1599 году в Дерманском монастыре и представляет собой первый перевод «Пчелы» с печатного издания, выполненного в Цюрихе Конрадом Геснером.

Литература

Рукописи

• [old.stsl.ru/manuscripts/book.php?col=1&manuscript=735 Рукопись № 735. (1922.) Пчела преп. Максима с прибавлениями, полууст., ХVІ века, в четверть, 157 листов, без начала и конца.]. Библиотека Троице-Сергиевой лавры

Издания

• Семенов В. Древняя русская «Пчела» по пергаменному списку // СОРЯС. — 1893. — Т. 54.— № 1
• Пчела / Подг. текста, перевод и комм. В. В. Колесова // ПЛДР: XIII век. — М., 1981.— С. 486—519.

Исследования

• Сперанский М. Н. Переводные сборники изречений в славяно-русской письменности: Исследование и тексты.— М., 1904. — С. 155—392; Приложение. — С. 48—62, 155—164.
• Розанов С. П. Материалы по истории русских Пчел // ПДПИ. CIV. — СПб., 1904.
• Адрианова-Перетц В. П. Человек в учительной литературе Древней Руси // ТОДРЛ. — 1972. — Т. 27. — С. 3—68.
• Творогов О. В. Пчела // Словарь книжников. — Вып. 1.— С. 382—387.
• Щеглова С. А. «Пчела» по рукописям Киевских библиотек. Опыт изучения и тексты. // ПДПИ. CLXXV. — СПб., 1910.

Отрывок, характеризующий Пчела (сборник изречений)

Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.