Роджерс, Ричард Чарльз

Ричард Роджерс
Ричард Роджерс (сидит) с Лоренцем Хартом в 1936
Основная информация
Полное имя	Ричард Чарльз Роджерс
Дата рождения	28 июня 1902(1902-06-28)
Место рождения	Нью-Йорк, США
Дата смерти	30 декабря 1979(1979-12-30) (77 лет)
Место смерти	Нью-Йорк, США
Страна	США США
Профессии	композитор
Жанры	мюзикл
Награды	Оскар, Грэмми, Эмми, Тони, Пулитцеровская премия

Ри́чард Чарльз Ро́джерс (англ. Richard Charles Rodgers; 28 июня 1902 — 30 декабря 1979) — американский композитор, написавший музыку более чем к 900 песням и 40 бродвейским мюзиклам. Он также сочинял музыку для фильмов и телевидения. Наиболее известен в соавторстве с поэтами-песенниками Лоренцем Хартом и Оскаром Хаммерстайном II. Его музыка оказала серьёзное влияние на музыкальную культуру США.

Роджерс является одним из двух людей, являвшимися обладателями наград премий Оскар, Грэмми, Эмми, Тони и Пулитцеровской премии сразу.

Биография

Ранние годы

Ричард Роджерс родился в богатой еврейской семье в Нью-Йорке. Он начал играть на фортепиано в 6 лет. Роджерс, как и Лоренц Харт, и Оскар Хаммерстайн II, закончил Колумбийский университет. На творчество Роджерса сильно повлияло творчество Виктора Герберта, Джерома Керна, а также оперетты, на которые его водили родители в детстве.

Роджерс и Харт

В 1919 г. Ричард Роджерс познакомился с Лоренцем Хартом. Вместе они написали несколько любительских музыкальных комедий. Их профессиональным дебютом была песня «Any Old Place With You», которая прозвучала в бродвейском мюзикле «A Lonely Romeo». Их первой профессиональной работой была поставленная в 1920 году «Poor Little Ritz Girl». Их следующий профессиональный мюзикл, «The Melody Man», был поставлен только в 1924 году.

Роджерс был на грани и готов был уйти из шоу-бизнеса, когда его настиг первый успех. В 1925 году был поставлен их мюзикл «The Garrick Gaieties», который был оптимистично воспринят критиками и содержал такой хит, как песня «Manhattan». На протяжении остатка десятилетия они создали несколько мюзиклов для Бродвея и Вест-энда, такие как «Dearest Enemy» (1925), «The Girl Friend» (1926), «Peggy-Ann» (1926), «A Connecticut Yankee» (1927), и «Present Arms» (1928).

В течение Великой депрессии Роджерс и Харт работали в Голливуде. Они написали песни к фильму «Love Me Tonight», в котором прозвучали такие песни как «Lover», «Mimi» и «Isn’t It Romantic?» Также они написали песни к фильмам «The Phantom President» (1932), «Hallelujah, I’m a Bum» (1933), «Mississippi» (1935).

В 1935, они вернулись на Бродвей, где создали череду популярных мюзиклов, которую прервала только смерть Харта в 1943 году. Из наиболее известных можно называть «Jumbo» (1935), «On Your Toes» (1936), «Babes In Arms» (1937), «I Married an Angel» (1938), «The Boys From Syracuse» (1938), «Pal Joey» (1940) и их последнюю работу, «By Jupiter» (1942).

Роджерс и Хаммерстайн

Из-за проблем у Харта со здоровьем Роджерс был вынужден искать другого поэта-песенника. Им стал Оскар Хаммерстайн II, с которым он уже до этого написал несколько песен. Их первый мюзикл, «Oklahoma!», имел колоссальный успех. Многие песни из этого мюзикла («Oh, What a Beautiful Morning», «People Will Say We’re in Love») стали хитами, титульная песня стала гимном штата Оклахома. Мюзикл также получил Пулитцеровскую премию.

После этого они создали ещё четыре известных мюзикла, по которым сняли фильмы: «Карусель» (1945), «Юг Тихого океана» (1949, Пулитцеровская премия), «Король и я» (1951) и «Звуки музыки» (1959). Они также создали песни к фильму «State Fair» (1945).

Всего мюзиклы Роджерса и Хаммерстайна получили 35 Тони, 15 Оскаров, 2 Пулитцеровские премии, 2 Грэмми, 2 Эмми.

Ссылки

• Мэрли Секрест. Somewhere For Me. — Alfred A. Knopf, a division of Random House, Inc., 2001. — ISBN 1-55783-581-0.
• [www.rnh.com/ Фонд Роджерса и Хаммерстайна] (англ.)
• [nataliamalkova61.narod.ru/index/radioperedachi/0-14 Ричард Роджерс. Радиопередача цикла М.Малькова "Звучащая история оперетты"]

Отрывок, характеризующий Роджерс, Ричард Чарльз

– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.