Роботы зари

Роботы Зари
The Robots of Dawn
Жанр:	научная фантастика
Автор:	Айзек Азимов
Язык оригинала:	английский
Дата первой публикации:	1983

«Роботы Зари» (англ. The Robots of Dawn) (в других переводах «Роботы утренней зари», «Роботы рассвета») — роман Айзека Азимова, являющийся продолжением «Обнажённого солнца». Книга была впервые опубликована в 1983 году. Повесть входит в цикл «Детектив Элайдж Бейли и робот Дэниел Оливо». Она также является первой книгой, в которой Азимов начал соединять этот цикл с произведениями о Сьюзен Келвин и циклом «Основание».

Сюжет

Со времени событий «Обнажённого солнца» прошло два года. Детектив Элайдж Бейли возглавляет движение людей, желающих начать колонизацию новых систем. Для этого они приучаются подолгу находиться и работать на открытом воздухе, преодолевая типичную для землян агорафобию. Во время одного такого занятия к Бейли подходит робот и говорит, что ему надо явиться в управление полиции. Это связано с Авророй, первым (и главным) из миров космонитов, с которым Бейли хочет договорится о разрешении на колонизацию.

Доктор Хэн Фастольф, один из главных персонажей «Стальных пещер», обвиняется в преступлении. Человекоподобный робот (аналогичный Дэниелу Оливо), был убит: точнее, его мозг разрушили, введя в логическое противоречие, как в рассказе «Лжец!». Для того чтобы сделать такое с подобным роботом, нужно досконально знать его устройство, и, соответственно, единственный подозреваемый — сам Фастольф, конструктор этого робота. С юридической точки зрения, дело не очень серьезное — речь о порче человеком его личного имущества — но Фастольф не только роботехник, он - политик, возглавляющий фракцию, поддерживающую Землю. Его противники раздувают вокруг дела громкий политический скандал, и если он проиграет — Земля в лучшем случае может забыть о всех попытках колонизации. Поскольку сам Фастольф не может предложить никакой альтернативы, кроме чистой случайности, положение сладывается не в его пользу.

Бейли садится на корабль и отправляется на Аврору. В пути он опять встречается с Дэниелом Оливо, а также знакомится с Жискаром Ревентловым, мажордомом доктора Фастольфа.

После прибытия на Аврору, Фастольф объясняет Бейли ситуацию. Его противники, Глобалисты, хотят чтобы только Аврора (в крайнем случае, только космониты) колонизировала Галактику. Поскольку сами они, привычные к комфорту своих миров, ценящие свои долгие жизни, не готовы к трудностям колонизации, они хотят использовать в качестве колонизаторов человекоподобных роботов. Их умеет конструировать только Фастольф, и создал он только двоих: Дэниела (которого построил на основе его теории Сартон, убитый в «Стальных пещерах») и уничтоженного теперь Джандера Пэнелла. Его противники создали целый Институт Роботехники в попытке повторить его достижение и не перестают оказывать на Фастольфа давление в попытке заставить его поделиться секретом.

Далее Фастольф с Бейли идут к человеку, в доме которой находился Джандер в момент инцидента. Ей оказывается Глэдия, переехавшая на Аврору в конце «Обнаженного солнца». Как выясняет Бейли, Джандер был любовником Глэдии, и она даже считала его своим мужем.

На следующий день Бейли, Дэниел и Жискар едут к биологической дочери Фастольфа, Василии. Она считает своего отца чудовищем, способным на все ради своей идеи — Психоистории. Именно с этой целью, заявляет она, Хэн вырастил ее сам (обычно на Авроре воспитанием детей занимаются профессионалы, а семейные связи практически отсутствуют). И с этой же целью был уничтожен Джандер: чтобы увидеть, как на это отреагирует Глэдия.

Вслед за этим Бейли беседует с Сантириксом Гремионисом. Гремионис в свое время пытался ухаживать за Василией, а затем за Глэдией. И той, и другой он многократно предлагал интимные отношения, несмотря на отказы. В процесс разговора выясняется, что Василия подстроила ухаживания Гремиониса за Глэдией. К сожалению, это мало помогает прояснению ситуации, но неосторожные высказывания Бейли в разговоре с Глэдией навлекают на него обвинения в клевете — очень серьезная вещь на Авроре.

Далее, детективу удается добиться встречи с доктором Келденом Амадиро. Амадиро — глава как Глобалистов, так и Института, и начальник Василии с Гремионисом. Он говорит с Бейли о своих планах по колонизации Галактики, но предупреждает его, что обвинения в клевете были доложены Председателю Законодательного Собрания (фактически, президенту Авроры), и на следующий день должна состояться встреча, после которой Бейли скорее всего будет с позором отправлен домой.

На пути обратно к дому доктора Фастольфа машина на воздушной подушке, на которой едет Бейли, вынуждена остановиться. Компрессор поврежден, причем, по-видимому, намеренно. Бейли приказывает роботам оставить его и отправиться домой (дело происходит во время грозы, и пойти с ними он не может). Вскоре после их ухода появляется группа чужих роботов. Бейли удается отправить их обратно, заявив что его роботы направились в Институт Роботехники. После этого он выходит из машины наружу, где теряет сознание от агорафобии. Его находят Глэдия с Жискаром и увозят к ней домой.

На следующий день Бейли и Фастольф встречаются с Амадиро и Председателем. Председатель заявляет, что дело надо закрыть как можно скорее. Под делом он подразумевает не порчу робота и тем более не вопрос поведения Бейли. Главное для него — политические споры по вопросу колонизации Галактики. Сразу выясняется, что стороны на компромисс не готовы.

Когда Председатель спрашивает Бейли, что тому удалось выяснить, детектив описывает события предыдущего дня. Как он заявляет, Амадиро для его планов необходимы человекоподобные роботы, а поскольку его попытки создать своих пока безрезультатны, ему остается только одно — досконально изучить поведение Дэниела, и таким образом получить нужные данные о его устройстве. Если бы вчера Бейли не отправил бы Дэниела домой, Амадиро получил бы такую возможность.

Хотя картина, представленная Бейли, логична, она мало чего стоит против слова такого высокопоставленного гражданина как Амадиро. Но тут Бейли задает вопрос. Во время вчерашнего разговора Амадиро назвал Джандера мужем Глэдии. Он мог догадаться, что они были любовниками (на Авроре очень свободные нравы), но брак подразумевает возможность детей, и по отношению к роботу — вещь совершенно бесмысленная. Откуда тогда Амадиро мог об этом узнать? Амадиро говорит, что мог об этом от кого-то слышать, но явно пытается увильнуть от прямого ответа. Как заявляет Бейли, есть только один аврорианец, от которого Амадиро мог об этом узнать — Джандер.

Бейли теперь восстанавливает ход событий. Амадиро не мог незаметно связаться с Дэниелом, находившимся в доме доктора Фастольфа, но Джандер был у Глэдии, не имевшей его навыков. Как бывшая солярианка, Глэдия любила гулять, и, посоветовав Василии направить внимание Гремиониса на Глэдию, Амадиро добился того, что ее подолгу и регулярно не было дома — в процессе ухаживаний Гремиониса они гуляли часами. В это время Амадиро связывался с Джандером и изучал его поведение. Когда Джандер отключился, Амадиро, считая, что близок к решению, использовал первую же возможность заполучить Дэниела — и подстроил вчерашнюю ловушку.

Когда Бейли заявляет, что именно эти эксперименты могли разрушить мозг Джандера, Амадиро не выдерживает и заявляет, что эти эксперименты были совершенно безопасны. Подобного признания достаточно, чтобы сделать его положение безнадежным. Доктор Фастольф предлагает компромисс: Амадиро соглашается на право всех планет колонизировать Галактику, а Фастольф передает Институту данные по устройству человекоподобных роботов. Амадиро вынужден согласиться.

Бейли возвращается на Землю, где его ждет очередное повышение. Перед отлетом он говорит с Жискаром. Случайное отключение Джандера, даже с учетом опытов Амадиро, крайне маловероятно. Видимо, отключение было преднамеренным. Бейли не хочет поднимать этот вопрос официально — слишком идеально закрыто дело. Но у него есть подозревамый. На протяжении романа Жискар регулярно вел себя так, будто знал, что думает Бейли. Он телепат и притом способный действовать на чужой мозг. Жискар признается, что это так — Василия, когда жила с отцом, часто модифицировала мозг Жискара и случайно дала ему такие способности. Зная об экспериментах Амадиро и желая узнать побольше о движении колонизаторов на Земле, он отключил Джандера и подстроил поездку Бейли.

Отрывок, характеризующий Роботы зари

– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.