Русское политическое совещание в Париже

Ру́сское полити́ческое совеща́ние в Пари́же (Полити́ческое Совеща́ние) (далее РПС) — русская политическая структура, созданная в Париже в конце 1918 года как объединённое представительство зарубежных структур бывшей Российской империи, не признающих Советскую власть, для международного представительства и проведения в жизнь внешнеполитического курса Белого движения.

Возникновение

Ещё в конце 1918 года Белые правительства Сибири, Юга и Севера решили вопрос своего международного представительства учреждением должности министра иностранных дел. Министром был назначен бывший министр иностранных дел Российской империи С. Д. Сазонов, находящийся в Париже. К этому времени в Париже находились многие политические и общественные деятели бывшей Российской империи, диппредставители России в европейских странах и САСШ (образовавшие к тому моменту «Совещание послов»), а также лидеры Союза Возрождения России и Всероссийского Национального Центра. Многие из них вошли в состав РПС.

В тот момент шла подготовка к открытию Парижской мирной конференции. Белая Россия рассчитывала, что её делегация, как представитель России, сможет принять участие в этой конференции. Для этого Верховным правителем была назначена Русская Политическая Делегация (РПД) из четырёх членов — бывшего главы Временного правительства Г. Е. Львова, бывшего посла России во Франции В. А. Маклакова, министра иностранных дел С. Д. Сазонова и главы Временного правительства Северной Области Н. В. Чайковского. Позже к четвёрке, с личного согласия Верховного правителя, присоединился пятый участник — Б. В. Савинков. РПД стала исполнительным органом РПС.

Цели и задачи

Программа РПС предусматривала «защиту прав и интересов России» на Парижской конференции «от имени и по приказанию Объединённого Правительства России». Главной задачей РПС было оказание военно-политической поддержки Белым фронтам. Вообще же задачами были «оказания антибольшевистким русским Областным правительствам и борющимся с большевиками отдельным военным организациям всяческого содействия и взаимной координации их деятельности между собою…, установления возможно более тесного сотрудничества с ними Союзных Держав и обеспечения за ними наиболее широкой моральной и материальной помощи Союзников».

Структура

В структуре РПС на постоянной основе работали три Комиссии:

•  — Дипломатическая (во главе стоял посол России в САСШ Б. А. Бахметев, заместитель барон М. Ф. Шиллинг);
•  — Финансово-экономическая (во главе со старейшим экономистом, бывшим агентом Министерства финансов А. Г. Рафаловичем);
•  — Военно-морская (во главе с бывшим командующим Румынским фронтом генералом от инфантерии Д. Г. Щербачёвым).

Завершение деятельности

После завершения процесса признания Российского правительства другими белыми правительствами и фронтами деятельность РПС теряла своё значение. 5 июля 1919 г. РПС поставило вопрос о прекращении своей деятельности. Был отправлен запрос Верховному Правителю о продлении полномочий только для Русской политической делегации «в качестве представительства на Мирной Конференции». Колчак ответил утвердительно.

Примечательно, что в 1920 году врангелевское правительство подняло вопрос о восстановлении РПС в качестве международного представительства интересов Белого движения, но этому проекту не суждено было сбыться.

См. также

• Ясское совещание

Литература

• Цветков В. Ж. Белое дело в России. 1919 г. (формирование и эволюция политических структур Белого движения в России). — 1-е. — Москва: Посев, 2009. — С. 364—455. — 636 с. — 250 экз. — ISBN 978-5-85824-184-3.

Ссылки

• [www.hrono.ru/organ/rossiya/russ_polit.html Статья «Русское политическое совещание» на «Хроно.ру»]

Отрывок, характеризующий Русское политическое совещание в Париже

На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.