Сансон, Шарль Анри

Шарль Анри Сансон
Charles Henri Sanson
На портрете Э. Лампсониуса
Род деятельности:	палач Парижа

Шарль-Анри Сансон (фр. Charles-Henri Sanson; 15 февраля 1739 — 4 июля 1806) — самый известный палач из династии Сансонов, получил прозвище Великий Сансон, казнивший во время Великой Французской революции сотни людей, включая короля и королеву.

Шарль Анри Сансон — старший сын палача Шарля Жана-Батиста Сансона (1719—1778) и его первой жены Мадлен Тронсон.

Учился в школе при одном из руанских монастырей. В 1753 году отец одного из учеников не узнал, что отец Шарля служит палачом, в результате мальчику, к большому сожалению директора, пришлось покинуть школу, чтобы не разрушить её репутацию. Дальнейшее образование Шарль получил частным образом, а затем поступил в Лейденский университет. Семейное ремесло вызывало у Шарля сильное отвращение — он хотел стать врачом.

По настоянию родственников, после того как его отца разбил паралич, Шарлю пришлось оставить медицину и принять на себя обязанности палача, чтобы обеспечивать семью средствами к существованию.

28 марта 1757 года был помощником своего дяди реймсского палача Никола-Шарля-Габриэля Сансона (1721—1795) во время казни Робера-Франсуа Дамьена, совершившего неудачное покушение на короля Людовика XV. 10 января 1765 года женился на Мари Анн Жюгье, в браке родилось двое сыновей — Анри (1767—1840) и Габриэль (1769—1792). 26 декабря 1778 года официально сменил своего отца, умершего ещё 4 августа, на должности парижского палача. 21 октября 1796 года вышел в отставку, передав должность палача своему старшему сыну.

Среди казнённых Шарлем Анри Сансоном в период «Старого порядка» наиболее известны генерал граф Томас Артур де Лалли-Толендаль, обезглавлен 6 мая 1766 года в Париже, шевалье Франсуа-Жан Лефевр де Ла Барр, обезглавлен и сожжён по обвинению в богохульстве 1 июля 1766 года в Абвиле, и отравитель Антуан Франсуа Деру, колесован и сожжён в 1777 году в Париже.

По отзыву немногих знавших его людей, Шарль Анри, в молодости пытавший и колесовавший осуждённых, а на старости их гильотинировавший (пытку отменила революция), был «чрезвычайно добрый, кроткий, привлекательный человек», щедро раздававший милостыню тем бедным, которые им не гнушались. Тон, одежда, манеры у него были в высшей степени джентльменские, и со своими клиентами он всегда бывал изысканно любезен: так, отвозя Шарлотту Корде на эшафот, предостерегал её от толчков телеги и советовал сидеть не на краю, а посередине скамейки.

Народ не любил и боялся палачей. Известна история, когда Шарль Анри Сансон познакомился с некоей дамой, представившись вымышленным именем. Дама, узнав правду, подала на него в суд.

В начале Великой Французской революции, на правах эксперта, входил в состав комиссии по оценке предложения доктора Жозефа Игнаса Гильотена — применения «машины для казней», знаменитой гильотины.

Шарль Анри Сансон провёл в общей сложности 2918 казней, включая и казнь короля Людовика XVI. При том, что он никогда не был приверженцем монархии, Шарль Анри отказывался казнить короля, но, в конце концов, ему пришлось это сделать. Он же казнил королеву Марию Антуанетту, а затем — Дантона, Робеспьера и многих других деятелей Великой Французской революции.

Известен исторический анекдот: Сансон, уже после своей отставки, встретил Наполеона Бонапарта, который спросил у него, может ли Шарль спокойно спать, казнив почти 3 тысячи человек. На что Сансон ответил императору: «Если короли, диктаторы и императоры спят спокойно, почему же не должен спокойно спать палач?»

В 1830 году в Париже вышли «Записки палача», пересыпанные любопытными фактами и анекдотами. Редактором и вероятным автором этого издания был Бальзак. Уже современники сомневались в авторстве Ш. А. Сансона. Тем не менее его внук Клеман Анри Сансон, нуждаясь в средствах, взялся дополнить предполагаемые записки деда собственными. Итоговое сочинение в 1862 г. вышло в 6-ти томах под названием «[gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k367766 Семь поколений палачей]: воспоминания семейства Сансонов».

Отрывок, характеризующий Сансон, Шарль Анри

Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.