Сидоров, Алексей Алексеевич (искусствовед)

Алексей Алексеевич Сидоров
Род деятельности:	искусствовед, библиофил и коллекционер

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Алексе́й Алексе́евич Си́доров (1 (13) июня 1891 — 30 июня 1978) — советский искусствовед, библиофил и коллекционер. Историк искусства, специалист по искусству книги. Член-корреспондент АН СССР (1946), заслуженный деятель искусств РСФСР (1947).

Биография

Сидоров Алексей Алексеевич родился 1 (13) июня 1891, с. Николаевка Курской губернии, ныне Бурынского района Сумской области, Украина. Был одним из самых первых выпускников 9-й гимназии им. Медведниковых в Москве.

Преподаватель и профессор МГУ (с 1925 года). Работал в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина (1916-21 и 1927-36 гг.). Труды А. А. Сидорова охватывают широкий круг проблем культуры и искусства. Основные исследования посвящены рисунку, искусству книги и книговедению. Принёс в дар государству собранную им большую коллекцию графики русских и иностранных художников. Награждён орденом Ленина, 2 другими орденами, а также медалями.

В 1921 году защитил магистерскую диссертацию «Эволюция художественного образа в истории искусств».

«В диссертации проводилась мысль о необходимости создания в качестве особой дисциплины художественной „эйдологии“, как учения об образе, комплексном и живом единстве художественного произведения, эволюционирующем в связи общей жизнью человеческих обществ, поскольку в его создании неизбежно участвуют не только непосредственные профессионально-художественные силы искусства, но и общественные идеологические системы…»

Сидоров А. А. Избранные труды. М.: Советский художник, 1985, с. 12.

Автор работ по отдельным вопросам западноевропейской графики эпохи Возрождение и модернизма. Опубликовал исследования «Графический язык Рембранта», «Искусство Бердсли» и др.

Изучал и собирал работы мастеров русской и советской графики. Опубликовал статьи «Революция и искусство», «Русская графика за годы революции 1917—1922» и др.

В 1928 г. А. А. Сидоров был завербован ОГПУ под псевдонимом «Старый», использовался в разработке творческой интеллигенции Москвы.

Исследуя групповое дело репрессированного московского художника Леонида Никитина, его сын Андрей в книге «Мистики, розенкрейцеры и тамплиеры в Советской России» писал: « А. А. Сидоров. человек, обладавший в Москве самой полной библиотекой книг и собранием рукописей по оккультизму, тамплиер, розенкрейцер и масон высокого посвящения, как показывали сведущие о том люди, оказался в стороне от всех этих репрессий. Он продолжал интересоваться мистицизмом, охотно вел на эту тему разговоры со своими знакомыми, порою даже давал им читать книги по вопросам оккультизма и теософии, и, хотя, многие из этих людей затем исчезали в тюрьмах и лагерях, сам он благополучно пережил последующие страшные годы».

В годы войны агент ГБ «Старый» был привлечен к активному участию в чекистской контрразведывательной операции «Монастырь», за что указом ПВС СССР от 20.09.1943 г. награждён орденом «Знак Почета»^{[неавторитетный источник? 2961 день]}.

В послевоенные годы появились работы А. А. Сидорова, посвящённые развитию графических искусств в России и русскому книжно-оформительскому делу.

Сидоров опубликовал около двух сотен работ, посвящённых различным областям художественной культуры — от архитектуры и танца до экслибриса. Известен множеством научных докладов и выступлений, систематической редакционной деятельностью в советском искусствознании.

«Особая тема — место Сидорова в нашей искусствоведческой среде. Для многих и многих специалистов нескольких поколений был, кроме всего, глубоким и доброжелательным оппонентом диссертационных сочинений. Именно его участие в диспутах превращало их в события искусствоведческой жизни…» Г. Ю. Стернин.

В последние годы жизни завершил работу над «Воспоминаниями», рассказывающую о культурном быте и художественной жизни Москвы и Ленинграда в 1920-30-е гг. см. Стернин Г. Ю. «А. А. Сидоров: полвека в искусстве».

Был женат на дочери врача А. С. Буткевича, Татьяне Андреевне (1887—1983), которая была с юности дружна с С. Н. Дурылиным. А. А. Сидоров также дружил с Дурылиным и был связан с ним профессиональными интересами. Их дочь, Наталья Алексеевна Сидорова (1924—2001) — искусствовед, один из лучших знатоков чёрнофигурной расписной керамики; занималась атрибуцией римских портретов, саркофагов; автор ряда монографий и книг.

Воспоминания

«А. А. Сидоров меня привлекал и как собиратель русских рисунков. Они были у него в хорошем порядке, вмонтированы в паспарту и проложены калькой. Всю коллекцию мне не пришлось увидеть, но отдельных авторов он всегда представлял мне для просмотра. И я нисколько не удивился, что коллекцию он решил передать в Третьяковскую галерею… У А. А. Сидорова было большое собрание и иностранных рисунков, среди которых были просто шедевры, как, например, рисунки Дюрера. А. А. Сидоров широко известен и как собиратель книжных знаков, но мало кто знает и помнит, что он и сам занимался гравированием, при чём резал он свои работы в книжно-декоративном плане. А. А. Сидоров всегда был очень доброжелательным человеком. Он никогда и никому не отказывал в рецензировании работ и выступал на защитах дессертаций.»

Автор воспоминаний П. Е. Корнилов, отрывок из авторской рукописи.

Основные работы

• Избранные труды / А. А. Сидоров — М.: Советский художник, 1985.
• Книга и жизнь. Сборник книговедческих работ, М., 1972;
• Русская графика начала XX века / А. А. Сидоров — М., 1969;
• Врубель. Рисунки к произведениям М. Ю. Лермонтова/ А. А. Сидоров; ред.-сост. М. И. Флекель. — Л., 1964. ил.;
• Рисунок русских мастеров (2-я пол. XIX в.) / А. А. Сидоров — М., 1960;
• Рисунок старых русских мастеров / А. А. Сидоров — М., 1956;
• История оформления русской книги / А. А. Сидоров — М.—Л., 1946; 2 изд., М., 1964;
• Древнерусская книжная гравюра / А. А. Сидоров — М.: АН СССР, 1951. — 395 с., [5] л. ил. 5000 экз.
• Рисунки старых мастеров. Техника. Теория. История / А. А. Сидоров — М.—Л., 1940;
• Русская графика за годы революции. 1917—1922 / А. А. Сидоров — М., 1923;
• Русские портретисты XVIII века. Выпуск 15. / А. А. Сидоров — Государственное издательство, Москва-Петроград, 1923.

Литература

• Алексей Алексеевич Сидоров / Кожина Н. А. и др. — М.: Наука, М., 1974 (Материалы к биобиблиографии учёных СССР).

Ссылки

• Сидоров Алексей Алексеевич // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [www.rulex.ru/rpg/persons/189/189752.htm А. А. Сидоров] в «Русской портретной галерее»
• [biblionne.narod.ru/exlibris_s.html Экслибрисы библиотеки А. А. Сидорова]

Отрывок, характеризующий Сидоров, Алексей Алексеевич (искусствовед)

Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.