Сладкая женщина (фильм)
| Сладкая женщина | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях |
Наталья Гундарева |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
93 мин. |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Сладкая женщина» — советский фильм 1976 года режиссёра Владимира Фетина, по одноимённой повести Ирины Велембовской.
Содержание
Сюжет
Анна Доброхотова выросла в деревне, стала работать на кондитерской фабрике. Она нравится мужчинам и пользуется этим, чтобы пробиться в жизни. Вначале она знакомится с Лариком — симпатичным и наивным студентом-медиком. Их знакомство перерастает в интимные отношения, но случившуюся беременность Аня рассматривает только как способ получить отдельную жилплощадь. Выходить замуж за «хилого» студента она не собирается. Никто, кроме неё самой, Анну не волнует — например, узнав, что у дедушки её ребёнка тяжёлое сердечное заболевание, она продолжает с удовольствием жевать свою любимую селёдку. Бросив ребенка на попечение интеллигентных родителей Ларика, Аня устремляется на поиски своего счастья — легкого и бездумного. А когда вслед за отцом Ларика умрёт его мать, то Анна даже не подумает сообщить об этом сыну, которого любимая бабушка несколько лет растила, любила, многому научила и воспитала хорошим человеком.
Героиня Натальи Гундаревой говорит про своих односельчан: «Народу тут на чужое горе наплевать», но на протяжении всей картины мы видим, что это именно ей наплевать на всех, кроме себя самой — Анна ни разу не поинтересовалась чувствами других людей и их стремлениями, все её мысли направлены на исполнение только собственных желаний.
Как-то, навестив заболевшую коллегу, Аня знакомится с фронтовиком Николаем Егоровичем. Одинокий инвалид, поддавшись влечению к эффектной молодой женщине, предлагает ей не только жить вместе, но и усыновить её сына Юрия. Он легко находит общий язык с пасынком, который так привязывается к доброму, внимательному и интеллигентному отчиму, что даже начинает называть его «папой». Но Анне, чья голова занята только стремлением прикупить новые вещи и махинациями с путевками на фабрике, сын только мешает, она совершенно не уделяет ему ни внимания, ни душевной теплоты, из-за чего начинает ссориться с мужем. Николай, обозвав Анну «мачехой», отправляет Юру в нахимовское училище, потому что мальчик мечтает о море.
Анна заставляет мужа воспользоваться фронтовыми заслугами и выбить для них отдельную квартиру, после чего думает только о новой мебели. Николай всё сильнее разочаровывается в своей жене-мещанке, для которой смысл жизни свёлся только к материальным благам и бытовым удобствам. В итоге он уходит от неё, но она не может понять причину ухода мужа. Она думает, что он бросил её из-за другой женщины — осознание того факта, что уйти Николая заставили её бездушность, глупость и духовная пустота, ей в принципе недоступно.
Тем временем умирает мать Анны. Она жила в деревне, в последнее время жаловалась дочери, что плохо себя чувствует, но эгоистичная Аня не стала забирать мать из деревни. Даже на просьбу старушки помочь увидеться с внуком-курсантом, который и у этой бабушки жил несколько лет и очень её любит, Анна только отмахивается. Теперь же, после смерти матери, Анна наконец прочувствовала, что осталась одна, хотя не перестала одновременно думать и о том, как выгодней продать доставшиеся ей дом и вещи.
Случайно Анна знакомится с Тихоном. Кажется, что она наконец нашла человека, которого так долго искала. Но потом их отношения дают трещину. Тихон, увидев хорошо обставленную квартиру, которую оставил Анне бывший муж, начинает понимать, что счастье с этой женщиной для него невозможно: «Вряд ли, Нюрочка, у нас с тобой что-нибудь получится. Богато жить привыкла. Со мной богато не получится». К тому же Анна ведёт себя с ним назойливо и самоуверенно, что начинает вызывать у Тихона раздражение: «Такого морячка себе отхватила!» — хвастается она ему прямо в глаза.
К Анне приезжает сын, но видит, что мать ждет кого-то другого, а ему совсем не рада. Сын уходит, ещё раз убедившись, что в жизни матери места ему нет, что они чужие люди.
После первой ссоры Тихон решает всё-таки возобновить отношения с Анной и приглашает её к себе — в полуразрушенный дом, предназначенный под снос. Жена с дочкой уехала от Тихона в новую квартиру, а он остался здесь. Анна, вместо тактичного сочувствия, по́ходя обливает грязью бывшую жену Тихона и поспешно предлагает ему перебраться к ней — в её благоустроенную квартиру. Это окончательно убеждает Тихона, что человеческого в Анне очень мало и что как личность он не представляет для неё никакого интереса. Тихон для Анны — не человек со своей уникальной душой, а лишь один из «подходящих» ей мужчин. Тихон грубо выгоняет Анну, на этот раз — навсегда.
За внешностью «сладкой» женщины скрывается недобрый, бездушный, эгоистичный человек. Годы ушли, у Анны, кажется, есть всё — квартира, работа, материальное благополучие, но самого главного — семейного счастья — так и не случилось. Рядом с ней не осталось ни одного близкого человека — всех тошнило от этой «сладкой женщины» как от килограмма конфет, съеденных за один присест.
В ролях
|
В эпизодах
|
Съёмочная группа
- Автор сценария: Ирина Велембовская
- Режиссёр: Владимир Фетин
- Операторы: Семён Иванов, Владимир Ковзель
- Художник: Василий Зачиняев
- Композитор: Василий Соловьев-Седой
- Текст песен Глеба Горбовского
- Звукооператор: Геннадий Корховой
Интересные факты
- На роль главной героини режиссёр утвердил свою супругу Людмилу Чурсину, ради которой и затеял съёмки этого фильма, но она вскоре сама отказалась участия в картине[1].
- Роль Анны стала первой главной ролью Натальи Гундаревой, определившей её дальнейшую карьеру в кино, хотя поначалу она отказывалась даже от кинопроб к этой картине[1].
- На роль Тихона вначале был приглашён Владимир Высоцкий, с триумфом прошёл пробы, но затем отказался из-за чрезвычайной загруженности в театре[1].
- В фильме звучит песня «Мы с тобой два берега» на музыку Андрея Эшпая и слова Григория Поженяна. Для Анны виноваты все, кроме неё самой. Долгие годы все — мать, сын, муж и коллеги пытались докричаться до неё, но она живёт на «другом берегу реки».
Крылатые фразы из фильма
- Ты мне больше сладкого не покупай. Оно мне на фабрике осточертело. Я селедку лучше люблю.
- Вечером на хореографию хожу, ту-степь разучиваю.
- Ты хоть и неказистый, и хилый, а зато какие слова ласковые знаешь. И замашки такие приятные, без нахальства.
- Интересно, о чём ты сейчас думаешь? — А чего я думать-то буду? Ты разве всегда думаешь?
- К нам в общежитие всё равно ребят не пускают. Правда, в окошки лазают, но я лично… на втором этаже живу.
- Знаешь, как сейчас ВУЗ расшифровывается? — Как? — Выйти Удачно Замуж.
- Грубо себя ведешь, сладкая. Замечание тебе.
- Разве я виновата, что внушаю молодым любовь?! Другие женщины специально за этим на юг ездят.
- Искусство, девушки, насчет любви очень способствует.
- Какое счастье, что ты у нас инвалид войны оказался.
- Ещё чего, нахальство какое, это ж память… им, может, цены нет, а он сунет какую-нибудь пятерку.
- И так душа не на месте, лежишь тут, а полы ещё не циклёваны.
Напишите отзыв о статье "Сладкая женщина (фильм)"
Ссылки
- [www.kino-teatr.ru/kino/movie/sov/6494/annot/ Аннотация к фильму на сайте кино-театр.ру]
Примечания
| ||||||
Отрывок, характеризующий Сладкая женщина (фильм)
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.
Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.
Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
