Базилика Святого Серватия

религиозное сооружение
Базилика Святого Серватия
Базилика святого Серватия
Местоположение	Маастрихт
Архитектурный стиль	Романский стиль
Строительство	около 1000—??? годы
Реликвии и святыни	золотой реликварий для мощей святого Серватия

Базилика святого Серватия (нидерл. Sint-Servaasbasiliek, лимб. Sintervaoskèrk) — базилика в Маастрихте, старейшая церковь Нидерландов.

Первая деревянная церковь над могилой святого Серватия была построена вскоре после его смерти. В 550 году она была заменена каменной постройкой и получила название Magnum Templum. В 752 году она была перестроена, инициатором работ выступил Карл Мартелл, одержавший в 732 году в день памяти святого Серватия победу над арабами у Нарбонны. В 881 году церковь была разрушена викингами.

Строительство современного здания церкви в романском стиле было начато около 1000 года. В 1039 году базилика была освящена. По XIII век базилика подвергалась дополнениям: хоры (XI век), готический портал на южном фасаде (XIII век, первая готическая постройка в Нидерландах). Самыми поздними дополнениями являются готические капеллы, построенные в XIV-XV веках в южном трансепте. В 1981-1993 годах была проведена полная реставрация церкви. 14 мая 1985 года её посетил папа Иоанн Павел II, который присвоил церкви статус папской базилики.

В церкви находится богатое собрание драгоценной церковной утвари, среди которой выделяется золотой реликварий для мощей святого Серватия, созданный в XII веке ювелирами Маастрихта. На колокольне базилики находится самый большой колокол Нидерландов.

Ссылки

• [www.sintservaas.nl Официальный сайт базилики]  (англ.) (нид.)

Отрывок, характеризующий Базилика Святого Серватия

Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.