Сорос, Тивадар
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
| Тивадар Сорос | |
| венг. Soros Tivadar | |
| Имя при рождении: |
Тивадар Шварц венг. Schwartz Tivadar |
|---|---|
| Род деятельности: |
адвокат, писатель |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Супруга: |
Эрзебет Суч (Erzebet Szucz) |
| Дети: |
Пол, Джордж |
Ти́вадар Со́рос[1] (настоящая фамилия Шварц[2]; 1894, Будапешт — 1968, Нью-Йорк) — венгерский еврей, адвокат, писатель-эсперантист, отец Пола (1926—2013) и Джорджа (род. 1930) Сороса.
Содержание
Биография
Ушел добровольцем в австро-венгерскую армию в 1-ю мировую войну. Попал в русский плен и был отправлен в лагерь для заключенных в Сибири, бежал и вернулся в Будапешт.
Наряду с работой адвокатом, занимался литературной деятельностью на языке эсперанто (в том числе под именем эспер. Teodoro Ŝvarc и под псевдонимом эспер. Teo Melas).
В 1922 году основал литературный журнал эспер. Literatura Mondo, был его автором и главным редактором до 1924. В журнале публиковались, в частности, Калочай и Баги.
В 1923 написал повесть «Современные Робинзоны» (эспер. Modernaj Robinzonoj).
Жена — Эрзебет Суч (Erzebet Szucz), двое сыновей — Павел (Пол) и Дьёрдь (Джордж).
В 1944—1945 во время депортации венгерских евреев активно помогал многим из них скрываться от преследования с помощью поддельных документов.
Во время венгерской революции 1956 эмигрировал в США. В 1965 году издал автобиографический роман на эсперанто Maskerado ĉirkaŭ la morto (рус. Маскарад вокруг смерти), переведенный на английский, венгерский, русский и другие языки.
Умер в 1968 в Нью-Йорке.
Напишите отзыв о статье "Сорос, Тивадар"
Примечания
- ↑ Сорос — традиционная транскрипция, однако по правилам венгерской орфографии фамилия Soros читается как Шорош.
- ↑ в 1936 году семья сменила свою фамилию Schwartz на Soros из-за растущего антисемитизма
Литература
- Тивадар Сорос. Маскарад. Игра в прятки со смертью в нацистской Венгрии = эспер. Maskerado ĉirkaŭ la morto. — Москва: Рудомино, 2001. — 246 с. — 3000 экз. — ISBN 5-7380-0148-6.
Ссылки
- Виктор Снитковский. [www.evreimir.com/article.php?id=14400&res=1 Евреи на Дунае]. газета «Еврейский Мир» (14 Февраля 2007). Проверено 6 марта 2010. [web.archive.org/20070927040230/www.evreimir.com/article.php?id=14400&res=1 Архивировано из первоисточника 27 сентября 2007].
- Евгений Беркович. [berkovich-zametki.com/AStarina/Nomer8/PravMira2.htm Праведники мира в ландшафте Холокоста]. №8. Сетевой альманах «Еврейская Старина» (6 июля 2003). Проверено 6 марта 2010. [www.webcitation.org/672nMVpS9 Архивировано из первоисточника 19 апреля 2012].
- [www.hungary-ru.com/index.php?mode=news&id=571 Еврею надо быть смышлёным]. vesti.ru (13 мая 2002). Проверено 6 марта 2010. [www.webcitation.org/672nN7241 Архивировано из первоисточника 19 апреля 2012].
- Тамара Эйдельман. [old.russ.ru/krug/kniga/20010618_eid.html Урок Тивадара Сороса]. www.russ.ru. Русский журнал (18 Июня 2001). Проверено 6 марта 2010. [www.webcitation.org/672nOdOpR Архивировано из первоисточника 19 апреля 2012].
- [www.newsru.com/itogi/03jun2001/kiselev.html интервью Джорджа Сороса Е. Киселеву]. Итоги (3 июня 2001). Проверено 7 марта 2010. [www.webcitation.org/672ngGa47 Архивировано из первоисточника 19 апреля 2012].
- Е.С.Зайдман. [miresperanto.narod.ru/eminentuloj/vallenberg.htm В тени Валленберга]. miresperanto.narod.ru. Проверено 7 марта 2010. [www.webcitation.org/672niNQiu Архивировано из первоисточника 19 апреля 2012].
Отрывок, характеризующий Сорос, Тивадар
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
