Список пауков Мадагаскара
Поделись знанием:
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.
Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
В данный список включены все пауки, обитающие на территории Мадагаскара.
Содержание
- 1 Araneidae
- 2 Archaeidae
- 3 Barychelidae
- 4 Clubionidae
- 5 Corinnidae
- 6 Ctenidae
- 7 Cyatholipidae
- 8 Deinopidae
- 9 Desidae
- 10 Dipluridae
- 11 Eresidae
- 12 Filistatidae
- 13 Gallieniellidae
- 14 Gnaphosidae
- 15 Hersiliidae
- 16 Idiopidae
- 17 Linyphiidae
- 18 Liocranidae
- 19 Lycosidae
- 20 Migidae
- 21 Mimetidae
- 22 Miturgidae
- 23 Nemesiidae
- 24 Nephilidae
- 25 Oxyopidae
- 26 Philodromidae
- 27 Pholcidae
- 28 Phyxelididae
- 29 Pisauridae
- 30 Salticidae
- 31 Scytodidae
- 32 Segestriidae
- 33 Selenopidae
- 34 Sparassidae
- 35 Stiphidiidae
- 36 Synaphridae
- 37 Tengellidae
- 38 Tetrablemmidae
- 39 Tetragnathidae
- 40 Theraphosidae
- 41 Theridiidae
- 42 Thomisidae
- 43 Trochanteriidae
- 44 Uloboridae
- 45 Zodariidae
- 46 Zorocratidae
- 47 См. также
- 48 Ссылки
Araneidae
- Acantharachne giltayi Lessert, 1938 — также Конго
- Acantharachne madecassa Emerit, 2000
- Acantharachne milloti Emerit, 2000
- Acrosomoides acrosomoides (O. P.-Cambridge, 1879)
- Arachnura scorpionoides Vinson, 1863 — также Конго, Эфиопия, Маврикий
- Araneus isabella (Vinson, 1863)
- Araneus kraepelini (Lenz, 1891)
- Araneus lenzi (Roewer, 1942)
- Araneus madagascaricus (Strand, 1908)
- Araneus margitae (Strand, 1917)
- Araneus nossibeus (Strand, 1907)
- Araneus pallescens (Lenz, 1891)
- Araneus saccalava (Strand, 1907)
- Araneus sambava (Strand, 1907)
- Argiope coquereli (Vinson, 1863) — также Занзибар
- Argiope ranomafanensis Bjørn, 1997
- Augusta glyphica (Guérin, 1839)
- Caerostris cowani Butler, 1882
- Caerostris ecclesiigera Butler, 1882
- Caerostris extrusa Butler, 1882
- Caerostris hirsuta (Simon, 1895)
- Caerostris mitralis (Vinson, 1863) — также Африка
- Caerostris sexcuspidata (Fabricius, 1793) — также Африка, Коморские острова, Aldabra
- Chorizopes antongilensis Emerit, 1997
- Chorizopes madagascariensis Emerit, 1997
- Coelossia trituberculata Simon, 1903 — также Маврикий
- Cyclosa hova Strand, 1907
- Cyclosa sanctibenedicti (Vinson, 1863) — также Реюньон
- Cyphalonotus columnifer Simon, 1903
- Cyrtarachne madagascariensis Emerit, 2000
- Cyrtarachne ixoides (Simon, 1870) — также Средиземноморье, до Грузии
- Exechocentrus lancearius Simon, 1889
- Gasteracantha rhomboidea madagascariensis Vinson, 1863
- Gasteracantha rufithorax Simon, 1881
- Gasteracantha sanguinolenta andrefanae Emerit, 1974
- Gasteracantha sanguinolenta bigoti Emerit, 1974
- Gasteracantha sanguinolenta mangrovae Emerit, 1974
- Gasteracantha thorelli Keyserling, 1864
- Gasteracantha versicolor avaratrae Emerit, 1974
- Gasteracantha versicolor formosa Vinson, 1863
- Isoxya cowani (Butler, 1882)
- Isoxya mahafalensis Emerit, 1974
- Isoxya milloti Emerit, 1974
- Isoxya reuteri (Lenz, 1886)
- Larinia tamatave (Grasshoff, 1971)
- Madacantha nossibeana (Strand, 1916)
- Nemoscolus waterloti Berland, 1920
- Neoscona angulatula (Schenkel, 1937) — также Кения
- Neoscona cereolella (Strand, 1907) — также Африка
- Neoscona triangula mensamontella (Strand, 1907)
- Paraplectana walleri (Blackwall, 1865) — также Африка
- Pararaneus uncivulva (Strand, 1907)
- Parmatergus coccinelloides Emerit, 1994
- Parmatergus coccinelloides ambrae Emerit, 1994
- Parmatergus lens Emerit, 1994
- Pasilobus antongilensis Emerit, 2000
- Pasilobus capuroni Emerit, 2000
- Poltys kochi Keyserling, 1864 — also Mauritius
- Poltys reuteri Lenz, 1886
- Poltys vesicularis Simon, 1889
- Prasonica albolimbata Simon, 1895 — также Конго
- Prasonica seriata Simon, 1895 — также Африка
- Prasonicella cavipalpis Grasshoff, 1971
- Pronous tetralobus Simon, 1895
- Pycnacantha fuscosa Simon, 1903
- Thelacantha brevispina (Doleschall, 1857) — также Индия, до Филиппин, и Австралия
Archaeidae
- Afrarchaea fisheri Lotz, 2003
- Afrarchaea godfreyi (Hewitt, 1919) — также Южная Африка
- Afrarchaea mahariraensis Lotz, 2003
- Eriauchenius bourgini (Millot, 1948)
- Eriauchenius gracilicollis (Millot, 1948)
- Eriauchenius jeanneli (Millot, 1948)
- Eriauchenius legendrei (Platnick, 1991)
- Eriauchenius pauliani (Legendre, 1970)
- Eriauchenius ratsirarsoni (Lotz, 2003)
- Eriauchenius tsingyensis (Lotz, 2003)
- Eriauchenius vadoni (Millot, 1948)
- Eriauchenius workmani O. P.-Cambridge, 1881
Barychelidae
- Idioctis intertidalis (Benoit & Legendre, 1968) — также Сейшельские острова
- Tigidia alluaudi (Simon, 1902)
- Tigidia bastardi (Simon, 1902)
- Tigidia dubia (Strand, 1907)
- Tigidia majori (Pocock, 1903)
- Tigidia mathiauxi (Simon, 1902)
- Tigidia processigera (Strand, 1907)
- Tigidia typica (Strand, 1907)
- Zophoryctes flavopilosus Simon, 1902
Clubionidae
- Carteronius argenticomus (Keyserling, 1877)
- Carteronius vittiger Simon, 1896
- Clubiona hoffmanni Schenkel, 1937
Corinnidae
- Castianeira majungae Simon, 1896
- Cetonana aculifera (Strand, 1916)
- Copa auroplumosa Strand, 1907
- Copa lineata Simon, 1903
- Corinna nossibeensis Strand, 1907
- Orthobula sicca Simon, 1903
- Paccius angulatus Platnick, 2000
- Paccius elevatus Platnick, 2000
- Paccius griswoldi Platnick, 2000
- Paccius madagascariensis (Simon, 1889)
- Paccius mucronatus Simon, 1898
- Paccius quinteri Platnick, 2000
- Paccius scharffi Platnick, 2000
Ctenidae
- Mahafalytenus fo Silva, 2007
- Mahafalytenus fohy Silva, 2007
- Mahafalytenus hafa Silva, 2007
- Mahafalytenus isalo Silva, 2007
- Mahafalytenus osy Silva, 2007
- Mahafalytenus paosy Silva, 2007
- Mahafalytenus tsilo Silva, 2007
- Viridasius fasciatus (Lenz, 1886)
- Vulsor isaloensis (Ono, 1993)
- Vulsor penicillatus Simon, 1896
- Vulsor quartus Strand, 1907
- Vulsor quintus Strand, 1907
- Vulsor septimus Strand, 1907
- Vulsor sextus Strand, 1907
Cyatholipidae
- Alaranea alba Griswold, 1997
- Alaranea ardua Griswold, 1997
- Alaranea betsileo Griswold, 1997
- Alaranea merina Griswold, 1997
- Ulwembua antsiranana Griswold, 1997
- Ulwembua nigra Griswold, 2001
- Ulwembua ranomafana Griswold, 1997
- Vazaha toamasina Griswold, 1997
Deinopidae
- Deinopis madagascariensis Lenz, 1886
Desidae
- Desis crosslandi Pocock, 1902 — also Zanzibar
Dipluridae
- Thelechoris rutenbergi Karsch, 1881
- Thelechoris striatipes (Simon, 1889) — также Африка
Eresidae
- Stegodyphus mimosarum Pavesi, 1883 — также Африка
- Stegodyphus simplicifrons Simon, 1906
Filistatidae
- Andoharano decaryi (Fage, 1945)
- Andoharano grandidieri (Simon, 1901)
- Andoharano milloti Legendre, 1971
- Andoharano monodi Legendre, 1971
Gallieniellidae
- Gallieniella betroka Platnick, 1984
- Gallieniella blanci Platnick, 1984
- Gallieniella mygaloides Millot, 1947
- Legendrena angavokely Platnick, 1984
- Legendrena perinet Platnick, 1984
- Legendrena rolandi Platnick, 1984
- Legendrena rothi Platnick, 1995
- Legendrena spiralis Platnick, 1995
- Legendrena steineri Platnick, 1990
- Legendrena tamatave Platnick, 1984
Gnaphosidae
- Camillina fiana Platnick & Murphy, 1987 — также Коморские острова
- Camillina tsima Platnick & Murphy, 1987
- Drassodes malagassicus (Butler, 1879)
- Poecilochroa malagassa Strand, 1907
- Scotophaeus nossibeensis Strand, 1907
- Zelotes bastardi (Simon, 1896)
- Zelotes madagascaricus (Strand, 1907)
Hersiliidae
- Hersilia eloetsensis Foord & Dippenaar-Schoeman, 2006
- Hersilia fossulata Karsch, 1881
- Hersilia insulana Strand, 1907
- Hersilia madagascariensis (Wunderlich, 2004) — также Африка, Коморские острова
- Hersilia tamatavensis Foord & Dippenaar-Schoeman, 2006
- Hersilia vinsoni Lucas, 1869
Idiopidae
- Genysa bicalcarata Simon, 1889
- Genysa decorsei (Simon, 1902)
- Genysa decorsei (Simon, 1902)
- Hiboka geayi Fage, 1922
Linyphiidae
- Helsdingenia extensa (Locket, 1968) — также Африка
- Microlinyphia simoni van Helsdingen, 1970
- Thapsagus pulcher Simon, 1894
- Thyreobaeus scutiger Simon, 1889
- Tmeticides araneiformis Strand, 1907
Liocranidae
Lycosidae
- Arctosa atroventrosa (Lenz, 1886)
- Geolycosa nossibeensis (Strand, 1907)
- Geolycosa urbana hova (Strand, 1907)
- Hognoides urbanides (Strand, 1907)
- Lycosa madagascariensis Vinson, 1863
- Lycosa signata Lenz, 1886
- Ocyale fera Strand, 1908
- Pardosa cinerascens (Roewer, 1951)
- Pardosa vinsoni (Roewer, 1951)
- Pardosa zorimorpha (Strand, 1907)
- Tricassa madagascariensis Jocqué & Alderweireldt, 2001
Migidae
- Micromesomma cowani Pocock, 1895
- Paramigas alluaudi (Simon, 1903)
- Paramigas andasibe Raven, 2001
- Paramigas goodmani Griswold & Ledford, 2001
- Paramigas macrops Griswold & Ledford, 2001
- Paramigas manakambus Griswold & Ledford, 2001
- Paramigas milloti Griswold & Ledford, 2001
- Paramigas oracle Griswold & Ledford, 2001
- Paramigas pauliani (Dresco & Canard, 1975)
- Paramigas pectinatus Griswold & Ledford, 2001
- Paramigas perroti (Simon, 1891)
- Paramigas rothorum Griswold & Ledford, 2001
- Thyropoeus malagasus (Strand, 1908)
- Thyropoeus mirandus Pocock, 1895
Mimetidae
- Ero lokobeana Emerit, 1996
- Ero madagascariensis Emerit, 1996
- Mimetus madacassus Emerit, 1996
Miturgidae
- Cheiracanthium insulare (Vinson, 1863) — также Реюньон
- Cheiracanthium leucophaeum Simon, 1897
Nemesiidae
- Entypesa annulipes (Strand, 1907)
- Entypesa nebulosa Simon, 1902
Nephilidae
- Clitaetra perroti Simon, 1894
- Nephila pilipes malagassa (Strand, 1907)
- Nephila senegalensis hildebrandti Dahl, 1912
- Nephilengys borbonica (Vinson, 1863)
Oxyopidae
- Hostus paroculus Simon, 1898
- Oxyopes dumonti (Vinson, 1863) — также Коморские острова
- Oxyopes pallidecoloratus Strand, 1906 — также Африка
- Peucetia lucasi (Vinson, 1863) — также Коморские острова
- Peucetia madagascariensis (Vinson, 1863) — также Коморские острова
Philodromidae
- Philodromus niveus Vinson, 1863
- Thanatus philodromicus Strand, 1916
Pholcidae
- Crossopriza nigrescens Millot, 1946
- Leptopholcus sakalavensis Millot, 1946
- Paramicromerys betsileo Huber, 2003
- Paramicromerys coddingtoni Huber, 2003
- Paramicromerys combesi (Millot, 1946)
- Paramicromerys madagascariensis (Simon, 1893)
- Paramicromerys mahira Huber, 2003
- Paramicromerys manantenina Huber, 2003
- Paramicromerys marojejy Huber, 2003
- Paramicromerys megaceros (Millot, 1946)
- Paramicromerys nampoinai Huber, 2003
- Paramicromerys quinteri Huber, 2003
- Paramicromerys rabeariveloi Huber, 2003
- Paramicromerys ralamboi Huber, 2003
- Paramicromerys rothorum Huber, 2003
- Paramicromerys scharffi Huber, 2003
- Pholcus lambertoni Millot, 1946
- Smeringopus madagascariensis Millot, 1946
- Spermophora ranomafana Huber, 2003
- Spermophora vyvato Huber, 2003
- Zatavua analalava Huber, 2003
- Zatavua andrei (Millot, 1946)
- Zatavua ankaranae (Millot, 1946)
- Zatavua fagei (Millot, 1946)
- Zatavua griswoldi Huber, 2003
- Zatavua imerinensis (Millot, 1946)
- Zatavua impudica (Millot, 1946)
- Zatavua isalo Huber, 2003
- Zatavua kely Huber, 2003
- Zatavua madagascariensis (Fage, 1945)
- Zatavua mahafaly Huber, 2003
- Zatavua punctata (Millot, 1946)
- Zatavua talatakely Huber, 2003
- Zatavua tamatave Huber, 2003
- Zatavua voahangyae Huber, 2003
- Zatavua vohiparara Huber, 2003
- Zatavua zanahary Huber, 2003
Phyxelididae
- Ambohima pauliani Griswold, 1990
- Ambohima sublima Griswold, 1990
- Phyxelida fanivelona Griswold, 1990
- Phyxelida malagasyana Griswold, 1990
Pisauridae
- Caripetella madagascariensis (Lenz, 1886) — также Коморские острова
- Dolomedes saccalavus Strand, 1907
- Hala impigra Jocqué, 1994
- Hala paulyi Jocqué, 1994
- Hygropoda madagascarica Strand, 1907
- Hypsithylla linearis Simon, 1903
- Maypacius bilineatus (Pavesi, 1895) — также Африка
- Maypacius vittiger Simon, 1898
- Paracladycnis vis Blandin, 1979
- Ransonia mahasoana Blandin, 1979
- Tallonia picta Simon, 1889
- Thalassiopsis vachoni Roewer, 1955
- Thalassius esimoni Sierwald, 1984
- Thalassius leoninus Strand, 1916
- Thalassius majungensis Strand, 1907
- Tolma toreuta Jocqué, 1994
Salticidae
- Asemonea ornatissima Peckham & Wheeler, 1889
- Bavia albolineata Peckham & Peckham, 1885
- Beata lineata (Vinson, 1863)
- Brettus madagascarensis (Peckham & Peckham, 1903)
- Carrhotus harringtoni Prószynski, 1992
- Cyrba legendrei Wanless, 1984
- Echinussa imerinensis Simon, 1901
- Echinussa praedatoria (Keyserling, 1877)
- Echinussa vibrabunda (Simon, 1886)
- Evarcha madagascariensis Prószynski, 1992
- Goleba lyra Maddison & Zhang, 2006
- Goleba punctata (Peckham & Wheeler, 1888)
- Goleta peckhami Simon, 1900
- Goleta workmani (Peckham & Peckham, 1885)
- Harmochirus bianoriformis (Strand, 1907) — также Африка
- Heliophanus hamifer Simon, 1886 — также Африка
- Heliophanus imerinensis Simon, 1901
- Heliophanus innominatus Wesolowska, 1986
- Heliophanus modicus Peckham & Peckham, 1903 — также Африка
- Heliophanus mucronatus Simon, 1901
- Heliophanus orchesta Simon, 1886 — также Африка
- Hispo cingulata Simon, 1886
- Hispo frenata (Simon, 1900)
- Hispo macfarlanei Wanless, 1981
- Hispo pullata Wanless, 1981
- Hispo sulcata Wanless, 1981
- Hispo tenuis Wanless, 1981
- Hyllus albomarginatus (Lenz, 1886)
- Hyllus albooculatus (Vinson, 1863)
- Hyllus bifasciatus Ono, 1993
- Hyllus interrogationis (Strand, 1907)
- Hyllus lugubrellus Strand, 1908
- Hyllus lugubris (Vinson, 1863)
- Hyllus madagascariensis (Vinson, 1863)
- Hyllus nossibeensis Strand, 1907
- Hyllus vinsoni (Peckham & Peckham, 1885)
- Hyllus virgillus Strand, 1907
- Macopaeus spinosus Simon, 1900
- Meleon madagascarensis (Wanless, 1978)
- Meleon russata (Simon, 1900)
- Myrmarachne andringitra Wanless, 1978
- Myrmarachne augusta (Peckham & Peckham, 1892)
- Myrmarachne cowani (Peckham & Peckham, 1892)
- Myrmarachne diegoensis Wanless, 1978
- Myrmarachne electrica (Peckham & Peckham, 1892)
- Myrmarachne eugenei Wanless, 1978
- Myrmarachne eumenes (Simon, 1900)
- Myrmarachne longiventris (Simon, 1903)
- Myrmarachne mahasoa Wanless, 1978
- Myrmarachne nubilis Wanless, 1978
- Myrmarachne peckhami Roewer, 1951
- Myrmarachne ransoni Wanless, 1978
- Myrmarachne simplexella Roewer, 1951
- Myrmarachne volatilis (Peckham & Peckham, 1892) — также Китай, Вьетнам
- Natta chionogaster (Simon, 1901) — также Африка
- Pachypoessa lacertosa Simon, 1902 — также Африка
- Padilla armata Peckham & Peckham, 1894
- Padilla cornuta (Peckham & Peckham, 1885)
- Padilla glauca Simon, 1900
- Padilla lancearia Simon, 1900
- Padilla mantis Simon, 1900
- Padilla sartor Simon, 1900
- Pandisus decorus Wanless, 1980
- Pandisus modestus (Peckham & Wheeler, 1889)
- Pandisus parvulus Wanless, 1980
- Pandisus sarae Wanless, 1980
- Pandisus scalaris Simon, 1900
- Pharacocerus ebenauensis Strand, 1908
- Pharacocerus sessor Simon, 1902
- Phaulostylus furcifer Simon, 1902
- Phaulostylus grammicus Simon, 1902
- Phaulostylus grandidieri Simon, 1902
- Phaulostylus leucolophus Simon, 1902
- Pochyta albimana Simon, 1902
- Poessa argenteofrenata Simon, 1902
- Portia schultzi Karsch, 1878 — также Африка
- Pseudicius unicus (Peckham & Peckham, 1894)
- Quekettia georgius (Peckham & Peckham, 1892)
- Salticus coronatus (Camboué, 1887)
- Thyene inflata (Gerstäcker, 1873) — также Африка
- Thyene tamatavi (Vinson, 1863)
- Thyene varians Peckham & Peckham, 1901
- Tomocyrba andasibe Maddison & Zhang, 2006
- Tomocyrba barbata Simon, 1900
- Tomocyrba decollata Simon, 1900
Scytodidae
Segestriidae
- Segestria madagascarensis Keyserling, 1877
Selenopidae
- Anyphops benoiti Corronca, 1998
- Garcorops Madagascar Corronca, 2003
- Garcorops paulyi Corronca, 2003
- Hovops dufouri (Vinson, 1863)
- Hovops legrasi (Simon, 1887)
- Hovops madagascariensis (Vinson, 1863)
- Hovops mariensis (Strand, 1908)
- Hovops modestus (Lenz, 1886)
- Hovops pusillus (Simon, 1887)
- Selenops ivohibe Corronca, 2005
- Selenops vigilans Pocock, 1898 — также Африка
Sparassidae
- Chrosioderma albidum Simon, 1897
- Chrosioderma analalava Silva, 2005
- Chrosioderma havia Silva, 2005
- Chrosioderma mahavelona Silva, 2005
- Chrosioderma mipentinapentina Silva, 2005
- Chrosioderma namoroka Silva, 2005
- Chrosioderma ranomafana Silva, 2005
- Chrosioderma roaloha Silva, 2005
- Chrosioderma soalala Silva, 2005
- Damastes atrignathus Strand, 1908
- Damastes coquereli Simon, 1880
- Damastes coquereli affinis Strand, 1907
- Damastes decoratus (Simon, 1897)
- Damastes fasciolatus (Simon, 1903)
- Damastes flavomaculatus Simon, 1880
- Damastes grandidieri Simon, 1880
- Damastes majungensis Strand, 1907
- Damastes malagassus (Fage, 1926)
- Damastes malagasus (Karsch, 1881)
- Damastes masculinus Strand, 1908
- Damastes nossibeensis Strand, 1907
- Damastes oswaldi Lenz, 1891
- Damastes pallidus (Schenkel, 1937)
- Damastes sikoranus Strand, 1906
- Eusparassus laterifuscus Strand, 1908
- Megaloremmius leo Simon, 1903
- Olios coenobitus Fage, 1926
- Olios erraticus Fage, 1926
- Olios lamarcki (Latreille, 1806) — также Шри-Ланка, Индия
- Olios malagassus Strand, 1907
- Olios malagassus septifer Strand, 1908
- Olios mordax (O. P.-Cambridge, 1899)
- Olios nossibeensis Strand, 1907
- Olios pusillus Simon, 1880
- Olios subpusillus Strand, 1907
- Palystes convexus Strand, 1907
- Palystes spiralis Strand, 1907
- Rhitymna hildebrandti Järvi, 1914
- Rhitymna imerinensis (Vinson, 1863)
- Staianus acuminatus Simon, 1889
Stiphidiidae
Synaphridae
- Africepheia madagascariensis Miller, 2007
- Synaphris schlingeri Miller, 2007
- Synaphris toliara Miller, 2007
Tengellidae
- Calamistrula evanescens Dahl, 1901
Tetrablemmidae
Tetragnathidae
- Diphya pumila Simon, 1888
- Leucauge lechei Strand, 1908
- Leucauge tetragnathella Strand, 1907
- Leucauge undulata (Vinson, 1863) — также Эфиопия
- Orsinome vorkampiana Strand, 1907
- Pachygnatha longipes Simon, 1894
- Tetragnatha protensa Walckenaer, 1842 — также Австралия, Новая Каледония, Палау
Theraphosidae
- Encyocrates raffrayi Simon, 1892
- Monocentropus lambertoni Fage, 1922
- Phoneyusa bouvieri Berland, 1917
Theridiidae
- Anelosimus andasibe Agnarsson & Kuntner, 2005
- Anelosimus decaryi (Fage, 1930) — also Aldabra
- Anelosimus may Agnarsson, 2005
- Anelosimus nazariani Agnarsson & Kuntner, 2005
- Anelosimus sallee Agnarsson & Kuntner, 2005
- Anelosimus salut Agnarsson & Kuntner, 2005
- Anelosimus vondrona Agnarsson & Kuntner, 2005
- Argyrodes abscissus O. P.-Cambridge, 1880
- Argyrodes meus Strand, 1907
- Argyrodes minax O. P.-Cambridge, 1880 — также Коморские острова
- Argyrodes sextuberculosus Strand, 1908 — также Мозамбик
- Argyrodes viridis (Vinson, 1863) — также Реюньон
- Argyrodes zonatus (Walckenaer, 1842) — также Восточная Африка, Реюньон
- Asygyna coddingtoni Agnarsson, 2006
- Asygyna huberi Agnarsson, 2006
- Crustulina ambigua Simon, 1889
- Dipoena transversisulcata Strand, 1908
- Latrodectus menavodi Vinson, 1863 — также Коморские острова
- Latrodectus obscurior Dahl, 1902
- Phoroncidia aurata O. P.-Cambridge, 1877
- Phoroncidia quadrispinella Strand, 1907
- Phoroncidia rubroargentea Berland, 1913
- Phycosoma excisum (Simon, 1889)
- Theridion decemperlatum (Simon, 1889)
- Theridion lacticolor Berland, 1920 — также Кения, Йемен
- Theridion quadrilineatum Lenz, 1886
- Theridula perlata Simon, 1889
- Theridula theriella Strand, 1907
- Thwaitesia argenteosquamata (Lenz, 1891)
- Thwaitesia aureosignata (Lenz, 1891)
- Thwaitesia pulcherrima Butler, 1882
- Tidarren apartiolum Knoflach & van Harten, 2006
- Tidarren dasyglossa Knoflach & van Harten, 2006
- Tidarren ephemerum Knoflach & van Harten, 2006
- Tidarren horaki Knoflach & van Harten, 2006
- Tidarren obtusum Knoflach & van Harten, 2006
Thomisidae
- Apyretina catenulata (Simon, 1903)
- Apyretina nigra (Simon, 1903)
- Apyretina pentagona (Simon, 1895)
- Apyretina quinquenotata (Simon, 1903)
- Apyretina tessera (Simon, 1903)
- Cyriogonus fuscitarsis Strand, 1908
- Cyriogonus lactifer Simon, 1886
- Cyriogonus rutenbergi (Karsch, 1881)
- Cyriogonus simoni Lenz, 1891
- Cyriogonus triquetrus Simon, 1886
- Cyriogonus vinsoni (Thorell, 1875)
- Diaea nakajimai Ono, 1993
- Diplotychus longulus Simon, 1903
- Emplesiogonus scutulatus Simon, 1903
- Emplesiogonus striatus Simon, 1903
- Firmicus bimaculatus (Simon, 1886)
- Geraesta bilobata Simon, 1897
- Geraesta hirta Simon, 1889
- Herbessus decorsei Simon, 1903
- Iphoctesis echinipes Simon, 1903
- Lampertia pulchra Strand, 1907
- Phrynarachne clavigera Simon, 1903
- Phrynarachne pusiola Simon, 1903
- Phrynarachne rugosa (Latreille, 1804) — также Западная Африка, Малави, Маврикий, Реюньон
- Plastonomus octoguttatus Simon, 1903
- Pseudoporrhopis granum Simon, 1886
- Pyresthesis laevis (Keyserling, 1877)
- Runcinia oculifrons Strand, 1907
- Soelteria nigra Dahl, 1907
- Stephanopis octolobata Simon, 1886
- Stephanopis rhomboidalis Simon, 1886
- Synema hildebrandti Dahl, 1907
- Synema lunulatum Dahl, 1907
- Synema obscurifrons Dahl, 1907
- Synema obscuripes Dahl, 1907
- Tharrhalea cerussata Simon, 1886
- Tharrhalea semiargentea Simon, 1895
- Tharrhalea superpicta Simon, 1886
- Thomisus boesenbergi Lenz, 1891
- Thomisus lamperti Strand, 1907
- Thomisus madagascariensis Comellini, 1957
- Thomisus madagascariensis pallidus Comellini, 1957
- Thomisus nossibeensis Strand, 1907
- Trichopagis manicata Simon, 1886 — также Габон, Гвинея, Южная Африка
- Xysticus hepaticus Simon, 1903
Trochanteriidae
- Platyoides grandidieri Simon, 1903 — also Kenya, Aldabra, Réunion
- Platyoides mailaka Platnick, 1985
- Platyoides velonus Platnick, 1985
Uloboridae
- Uloborus aureus Vinson, 1863
- Uloborus vanillarum Vinson, 1863
- Uloborus velutinus Butler, 1882
Zodariidae
- Aschema madagascariensis (Strand, 1907)
- Aschema pallida Jocqué, 1991
- Diores anomalus Jocqué, 1990
- Diores milloti Jocqué, 1990
- Madrela angusta (Simon, 1889)
- Madrela madrela Jocqué, 1991
Zorocratidae
- Uduba dahli Simon, 1903
- Uduba madagascariensis (Vinson, 1863)
- Zorodictyna inhonesta (Simon, 1906)
- Zorodictyna oswaldi (Lenz, 1891)
См. также
Напишите отзыв о статье "Список пауков Мадагаскара"
Ссылки
- Platnick, Norman I. (2007):[research.amnh.org/entomology/spiders/catalog/index.html The world spider catalog], version 8.0. American Museum of Natural History.
Отрывок, характеризующий Список пауков Мадагаскара
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.
Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.