Спящая Венера

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джорджоне
Спящая Венера. 1510
Venere dormiente
Холст, масло. 108 × 175 см
Галерея старых мастеров, Дрезден
К:Картины 1510 года

«Спящая Венера» (итал. Venere dormiente) — картина венецианского художника Джорджоне, написанная им незадолго до смерти.

Джорджоне не окончил картину. Он успел написать саму Венеру и, возможно, скалу за ней, прежде чем скончался от чумы в 1510 году. Картину закончил уже Тициан, который написал пейзаж, небо, одежды, на которых лежит Венера, и поместил Купидона у её ног. Также в некоторых местах полотна можно выделить кисть ещё одного неизвестного мастера.

Купидон, написанный Тицианом, не дошёл до наших дней. Его присутствие можно определить только при помощи инфракрасной съёмки. Именно это позволяет идентифицировать спящую женщину как Венеру, однако нельзя со всей точностью утверждать, что именно таким был первоначальный замысел Джорджоне. Инфракрасное исследование показало, что у Купидона в руках были стрела и птица, придававшие картине явный эротический символизм.

Мотив Венеры, спящей в саду, где вечная весна, присутствует ещё в римских свадебных поэмах. Богиня любви обычно спала в окружении путти, а Купидон будил её. После этого Венера отправлялась на свадебное торжество к паре, которой была посвящена поэма. Похожий сюжет встречается и в латинской поэзии XVI века. Если картина Джорджоне была визуальным воплощением именно этого мотива, тогда, возможно, заказчиком работы был Джероламо Марчелло (Gerolamo Marcello), женившийся на Морозине Пизани (Morosina Pisani) в 1507 году.

Джорджоне в выборе позы Венеры, возможно, руководствовался одной из гравюр Гипнэротомахии Полифила, изданной в 1499 году. Эту же позу использовал Тициан в «Венере Урбинской» и Мане — в «Олимпии».


Напишите отзыв о статье "Спящая Венера"



Литература

  • Алпатов М. В. «Венера» Джорджоне / Этюды по всеобщей истории искусств. — М., Советский художник (серия "Библиотека искусствознания"), 1979. — 43-67 с.
  • Patrick de Rynck. How to Read a Painting — Decoding, Understanding And Enjoying The Old Masters. — Thames & Hudson, 2004. — С. 140—141. — ISBN 978-0-500-51200-5.
  • David Alan Brown. Venetian Painting and the Invention of Art // [www.nga.gov/press/exh/191/invention.pdf Bellini, Giorgione, Titian, and the Renaissance of Venetian Painting]. — Washington, Vienna, 2006.

Отрывок, характеризующий Спящая Венера

К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».