Алпатов, Михаил Владимирович

Михаил Владимирович Алпатов
Род деятельности:	искусствовед
Дата рождения:	10 декабря 1902(1902-12-10)
Место рождения:	Москва
Гражданство:	Российская империя Российская империя СССР СССР
Дата смерти:	9 мая 1986(1986-05-09) (83 года)
Место смерти:	Москва
Награды и премии:

Михаи́л Влади́мирович Алпа́тов (10 декабря 1902, Москва — 9 мая 1986, там же) — советский искусствовед.

Действительный член Академии художеств СССР (1954), заслуженный деятель искусств РСФСР (1958). Лауреат Государственной премии СССР (1974). Член-корреспондент Австрийской академии наук.

Биография

М. В. Алпатов — выходец из московской буржуазной семьи. Племянник В. А. Капустина — историка подмосковного села Леоново и внук О. А. Найдёновой, сестры московского предпринимателя и краеведа Николая Найдёнова. Двоюродный племянник писателя Алексея Ремизова.

Учился на отделении теории и истории искусства историко-филологического факультета МГУ (1919—1921); в числе его педагогов — Б. Р. Виппер и А. Г. Габричевский. В 1921—1923 гг. Алпатов работал в Музее изобразительных искусств; в 1923—1930 годах — в Институте археологии и искусствоведения РАНИОН. В 1925 году защитил кандидатскую диссертацию по истории древнерусской живописи; докторской диссертацией (1940) стала монография «Итальянское искусство эпохи Данте и Джотто» (1939).

Изгнание из МГУ

В 1943 году Алпатов возглавил кафедру истории русского искусства, которая была тогда создана при филологическом факультете МГУ. Однако критические отзывы о работах Алпатова (во многом инспирированные А. А. Фёдоровым-Давыдовым) не могли не привести к оргвыводам. В результате Михаил Владимирович — как и позднее его брат, биолог Владимир Владимирович Алпатов — был вынужден покинуть Московский государственный университет.

С 1943 года и до конца жизни Алпатов работал в Московском художественном институте имени И. В. Сурикова. Среди его учеников — известные современные художники Илья Кабаков и Эрик Булатов.

Похоронен на Ваганьковском кладбище.

Научный вклад

Наиболее известным трудом Алпатова является трёхтомная «Всеобщая история искусств», до сих пор пользующаяся популярностью у студентов и всех интересующихся историей изобразительного искусства. Круг научных интересов Алпатова был чрезвычайно широк. Он одинаково квалифицированно писал о творчестве Андрея Рублёва, проблемах итальянского Возрождения и искусстве Древней Греции.

Излюбленный им жанр небольшого искусствоведческого «этюда» стал своего рода фирменным знаком научного метода Алпатова, во многом вобравшего в себя исследовательские принципы Ганса Зедльмайра и Д. В. Айналова. Труды Алпатова снискали известность не только в СССР, но и за рубежом. Его книги публиковались на семнадцати языках мира.

Вот мне приходится читать статьи искусствоведа нашего Алпатова — учено, книжно, а не выстрадано, не выбелено и потому — холодно, мертво (Пастернак).

Лекции Алпатова

Лекции Алпатова привлекали большой интерес студенческой аудитории, в том числе и в последний период его жизни, после перенесённой тяжелой болезни. Вот как отзывался об этих лекциях известный художник Элий Белютин:

Михаил Владимирович Алпатов строил каждую лекцию как ряд определенных эмоциональных образов, соответствующим образом настраивался и ни в чём не изменял единожды взятой тональности. Это был мир того художника или художественной школы, о которых он говорил.

Увлечения

Кроме того, Алпатов сочинял стихи (в традициях Серебряного века), рисовал, преимущественно пастелью (в стиле, близком манере Анри Матисса), писал литературоведческие статьи и оставил интересные воспоминания. Большой интерес представляет его переписка с пианисткой Марией Юдиной и филологом Наумом Берковским.

Мемуары Алпатова

Эскизный характер присущ опубликованным посмертно, в 1994 году, мемуарам Алпатова. Это яркое, живое повествование об истории рода Алпатовых—Капустиных, о многочисленных заграничных поездках ученого, о его встречах и дружеских связях с выдающимися деятелями отечественной и зарубежной культуры. Среди персонажей «Воспоминаний» – Пабло Пикассо, Марк Шагал, Александр Бенуа, Анна Ахматова, Борис Пастернак, Павел Кузнецов, Владимир Фаворский, Роберт Фальк, Константин Мельников. Особое внимание уделено далеко не безоблачным отношениям Алпатова с известным искусствоведом Виктором Лазаревым. Критично отозвался Алпатов и об Андрее Тарковском: он был одним из консультантом фильма «Андрей Рублёв», встречался с Тарковским и беседовал с ним о русской иконе, но остался недоволен художественным результатом.

Основные работы

• Очерки по истории портрета. М.- Л., 1937.
• Итальянское искусство эпохи Данте и Джотто. М.- Л., 1939.
• Этюды по истории западноевропейского искусства. М.- Л., 1939; 1963.
• Всеобщая история искусств. Т. 1-3. М.-Л., 1948-55.
• The Russian Impact on Art. N.Y., 1950 (на русском языке эта книга не публиковалась)
• Александр Андреевич Иванов. Т. 1-2. М., 1956.
• Андрей Рублев. М., 1959.
• [www.artprojekt.ru/library/rusart/index.htm Этюды по истории русского искусства. Т. 1-2. М., 1967.]
• Матисс. М., 1969.
• [www.icon-art.info/book_contents.php?lng=ru&book_id=115 Андрей Рублев. М., 1972]
• Художественные проблемы итальянского Возрождения. М., 1976.
• Этюды по всеобщей истории искусств. М., (серия "Библиотека искусствознания") 1979.
• Феофан Грек. М., 1979, 1984, 1990.
• Камиль Коро. М., 1984.
• Художественные проблемы искусства Древней Греции. М., 1987.
• Воспоминания. М., 1994.

Литература

• Алпатов Михаил Владимирович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• Алпатов Михаил Владимирович // Великий Новгород. История и культура IX—XVII веков: энциклопедический словарь. — СПб.: Нестор-История, 2007. — С. 69.
• Данилова И. Е. Феномен Алпатова // Вопросы искусствознания. 1994. № 4. С. 473—480.
• Дудочкин Б. Н. Вехи творческой судьбы // Вопросы искусствознания. 1994. № 4. С. 481—488.
• Соколов М. Н. Алпатов Михаил Владимирович // Большая российская энциклопедия. Т. 1. М., 2005. С. 519.

Ссылки

• Гусева Э. К. [www.pravenc.ru/text/115060.html Алпатов Михаил Владимирович] в «Православной энциклопедии»
• Данилова И. Е. [artgorod.ru/readarticle.php?article_id=32 Учёный, педагог, художник // Художник. — 1983. — № 3. — С. 39-40.]
• Соколов М. Н. [psylib.org.ua/books/levit01/txt002.htm#11 Алпатов Михаил Владимирович // Культурология. XX век. Энциклопедия в 2 томах. Спб, 1998]

Отрывок, характеризующий Алпатов, Михаил Владимирович

– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.