Сражение на Кедровом Ручье

Сражение на Кедровом Ручье
Основной конфликт: Гражданская война в США
Шеридан в сражении у Кедрового Ручья
Дата	19 октября 1864 года
Место	Округа Фредерик, Шенандоа, Уоррен, Вирджиния.
Итог	Победа Союза
Противники
США КША
Командующие
Филип Шеридан Джубал Эрли
Силы сторон
31,610 21,102
Потери
5,764 3,060

Сражение на Кедровом Ручье (англ. Battle of Cedar Creek/Battle of Belle Grove) произошло 19 октября 1864 и было решающим сражением кампании в долине Шенандоа во время американской гражданской войны. Генерал Джубал Эрли организовал неожиданную атаку на лагерь федеральной армии Шеридана у Кедрового Ручья к северо-востоку от Страстберга в Вирджинии. Ему удалось опрокинуть и обратить в бегство семь федеральных дивизий, захватив орудия и много пленных. Однако Эрли не смог развить успех, а на поле боя из Винчестера прибыл Шеридан, который навел порядок в отступающих частях и сформировал новую линию обороны. Последовавшая вслед за тем контратака федералов опрокинула армию Эрли.

Этим сражением закончилось последнее вторжение южан на север. Оно стало последним в карьере Джубала Эрли. Громкая победа повлияла на победу Линкольна на президентских выборах 1864 года и прославила Шеридана.

Предыстория

Летом 1864 года Северовирджинская армия была вынуждена отступить в траншеи под Петерсбергом. этой ситуации генерал Ли поручил Джубалу Эрли II-й корпус для наступления на север по долине Шенандоа в расчете отвлечь армию Гранта. Эрли успешно пошел всю долину и вступил в Мэриленд. Ему удалось дойти до Вашингтона и провести несколько атак против форта Стивенс, но затем вынужден был отступить. Генерал Грант поручил Филу Шеридану возглавить федеральные силы в Западной Вирджинии, которые получили название «Армия Шенандоа». Шеридан начал наступление, весьма неторопливое, поскольку приближались президентские выборы и неудача могла отразиться на них. 19 сентября Шеридан сумел разбить Эрли в сражении при Опеконе. Шерман отправился на юг по долине, применяя тактику выжженой земли, чтобы лишить противника баз снабжения. Между тем к Эрли вернулась дивизия Кершоу и кавдивизия Россера. В это время федеральная армия встала лагерем а Кедровой Реке у города Миддлтаун.

Шеридан решил, что армия Эрли истощена непрерывными боями и более не способна атаковать, поэтому приказал VI-му корпусу Райта вернуться к Петерсбергу. Однако, 13 октября отряды Эрли подошли к Белл-Гроув, развернулись в боевые порядки и начали обстреливать федеральный лагерь. Полковник Тоберн послал свою дивизию в бой, и завязалось сражение с дивизией Кершоу, в ходе которого северяне потеряли 209 человек, а южане — 182. Шеридан отозвал назад корпус Райта, который уже достиг ущелья Эшби-Гэп. Сам Шеридан 16 октября отправился в Вашингтон на переговоры с военным секретарем Стентоном. Кавалерийский корпус сопровождал его до Фронт-Рояля. Однако поступила информация, что корпус Лонгстрита идет на соединение с Эрли, и Шеридан вернулся в лагерь. Сообщение про корпус было дезинформацией Эрли, который надеялся, что это заставит федералов отступить вниз по долине, но этот расчет не сработал.

12 октября 1864 года Ли писал генералу Эрли: «Лучше всего вам настуать и попытаться разбить его.. я не думаю, что пехота и кавалерия Шеридана так многочисленна, как вы предполагаете». Эрли изучил позиции противника на Кедровом Ручье и счел их удобными для атаки. Северяне ожидали атаки с запада и полагались на естественные препятствия в виде реки. Шеридан думал что его подчиненные организуют грамотную пикетную цепь, однако люди генерала Крука были не приучены к этому и оставили фланг открытым.

Силы сторон

Под командованием Шеридана находилась Армия Шенандоа численностью 31 610 боеспособных солдат при 90 стволах артиллерии. Они были сведены в несколько корпусов:

• VI корпус генерала Горацио Райта: дивизии Френка Уитона, Джорджа Гетти и Уоррена Кейфера. (Когда Райт временно командовал всей армией в отсутствие Шеридана, его корпусом командовал Джеймс Гетти)
• Части XIX корпуса под ком. Уильяма Эмори: дивизии Джеймса Макмиллана и Кувьера Гровера.
• Армия Западной Вирджинии (иногда её называют VIII корпусом) под командованием Джорджа Крука: дивизии Джозефа Тоберна, Ратерфорда Хайеса и Ховарда Китчинга.
• Кавалерийский корпус генерала Альфреда Торберта: дивизии Уэсли Меррита, Уильяма Поуэлла и Джорджа Кастера.

Армия Долины генерала Эрли насчитывала 21 102 боеспособных солдат и 40 стволов артиллерии:

• Дивизия Стивена Рамсера: бригады Каллена Баттла, Брайана Граймса, Филипа Кука и Уильяма Кокса.
• Дивизия Джозефа Кершоу: бригады Джеймса Коннера, Бенжамена Хамфрейса, Генри Сандерса и Джейма Симса.
• Дивизия Джона Пеграма: бригады Джона Хоффмана, Роберта Джонстона и Уильяма Дэвиса.
• Дивизия Джона Гордона: бригады Эдмунда Аткинсона, Уильяма Пека и «бригада каменной стены» Уильяма Терри.
• Дивизия Габриеля Уартона: бригады Логана, Эдмунда Рида и Томаса Смита.
• Кавдивизия Лансфорда Ломакса: бригады Джорджа Смита, Бредли Джонсона, Джона Маккаусланда и Генри Дэвидсона.
• Кавдивизия Томаса Россера: бригады Уильямса Уикхама, Уильяма Пейна и Оливера Фанстона.

Вместе с тем существуют различные оценки численности армии Эрли. Профессор Джонатан Ноялас приводит цифру 14 091 человек; генерал Джон Гордон говорит о 13 288 человек, однако пишет, что сам Эрли считал эту цифру завышенной.

Сражение

Атака южан

Вечером 18 октября Эрли начал строить свои войска в три колонны. Колонне Гордона (дивизии Рамсера, Пеграма и Эванса) предстояло проделать самый долгий путь, поэтому она выступила раньше всех, сразу после заката, примерно в 20:00. Они осторожно прошли узкое дефиле между рекой Шенандоа и отрогом горы Массанутен. Колонны Уартона и Кершоу выступили примерно в час ночи 19 октября и в 03:30 все три колонны были на позициях для атаки. Кавалерия Россера приготовилась наступать по западной стороне долины. Кавбригада Пейна (300 чел.) была придана колонне Гордона с тем, чтобы выйти к Белл-Гроув и захватить Шеридана в его штабе. Южане не знали, что Шеридана нет в штабе в это утро.

Атака оказалась для северян полной неожиданностью — они все были застигнуты в лагере и не готовы к бою. Южанам помог так же густой туман в то утро. В 05:00 дивизия Кершоу атаковала траншеи дивизии Торберна, а через несколько минут колонна Гордона атаковала дивизию Хайеса. Дивизия Крука разу обратилась в паническое бегство. Федеральная бригада Томаса Уайлдса оказалась самой боеготовой и почти полчаса отступала с боем. Капитан Генри Дюпон успел спасти 9 из своих 16-ти орудий.

Джон Гордон писал о северянах: «Они были застигнуты во сне и просыпались от залпов мушкетов повсюду вокруг них, в ужасе от пуль Минье, пробивающих их палатки, и от криков торжествующего противника, доносящихся отовсюду. Они вскакивали с постели, и обнаруживали конфедеративный штык у своей груди. Многие попали в плен. Сотни были застрелены при попытке бегства. Полных два корпуса, Восьмой и Девятнадцатый, практически две трети армии Шеридана, были разбиты и обращены в бегство, усеяв поле боя оружием, амуницией, ранцами и телами своих товарищей».

В лагере XIX корпуса генерал Эмори услышал стрельбу, увидел бегущих людей Крука и начал собирать силы для отражения атаки. Для этого он забрал отряд, прикрывающий мост чрез Кедровый Ручей, и в результате в 05:40 колонна Уартона беспрепятственно перешла ручей. Бригаде Уайлдса Эмори приказал остановить это наступление — она развернулась и атаковала южан, чтобы выиграть время. Генерал Райт лично участвовал в этой атаке и получил ранение. Аналогичную оборонительную операцию провела бригада Стивена Томаса, которая задержала наступление противника почти на 30 минут. Эта задержка позволила штабу и обозам уйти, а VI корпус получил время на подготовку к обороне на удобных высотах северозападнее плантации Белл-Гроув.

Три дивизии VI корпуса успели построиться в боевую линию, но толпы бегущих не дели им удержать позицию, так что они отступили немного севернее. Части дивизии Макмиллана и кавалерия Меррита удлинили их линию с запада. В 07:15 дивизия Кершоу атаковала северян и оттеснила назад, а люди Гордона атаковали дивизию Уитона и так же заставили её отойти. Две федеральные дивизии в результате заняли позицию севернее Мидлтауна, где к ним присоединилась дивизия Гетти, выбитая с позиций на городском кладбище. Эта дивизия заняла кладбище ещё в 08:00 и удерживала удобную позицию почти час, и Эрли даже предположил что имеет дело со всем VI корпусом. Он велел всей артиллерии сконцентрировать огонь на кладбище и в итоге вынудил Гетти оставить позицию. Гетти присоединился к своему корпусу, которым после ранения Райта командовал Рикеттс, а после ранения Рикеттса командование перешло самому Гетти.

Прибытие Шеридана

В начале сражения Шеридан находился в Винчестере. В 06:00 пикеты сообщили, что слышат вдалеке канонаду. Шеридан не придал значения этому сообщению. Позже поступили новые сообщения, но Шеридан снова не воспринял их всерьез, однако приказал седлать коня, а сам принялся за завтрак. В 09:00 он отбыл к армии с тремя штабными офицерами, встретив по дороге отряд кавалерии в 300 человек, который последовал за ним. В пути он заметил, что звуки боя приближаются и, стало быть, его армия отступает. Прибыв в Ньютон, Шеридан приказал капитану Уильяму Маккинли сформировать линию для перехвата беглецов. В 10:30 Шеридан прибыл на поле боя и начал наводить порядок в своих расстроенных частях и формировать боевую линию севернее Миддлтауна. Его появление воодушевило солдат и он крикнул: «Назад, парни! Устройте им ад, черт возьми! Ночью мы ещё выпьем кофе у Кедровой реки!» Гордон писал: «Это был классический случай veni, vidi, vici. Он остановил и построил свою охваченную паникой армию. Пока мы ждали, он реорганизовал свои полки, бригады и дивизии, и повернул их назад, к тем позициям, с которых они недавно бежали в панке».

«Роковая остановка»

Между тем генерал Эрли неожиданно решил остановить наступление. Он сказал Джону Гордону: «Что ж, Гордон, достаточно славы для одного дня. Сегодня 19-е. Месяц назад мы двигались в противоположном направлении». Гордон ответил, что стоит нанести ещё один удар и тогда, возможно, вся армия противника будет уничтожена, однако Эрли сказал: «Незачем, они сами уйдут» (No use in that; they will all go directly).

Это произошло около 10:00. Две армии остановились примерно в миле друг от друга, перпендикулярно дороге Вэллей-Пайк. В 13:00 Эрли все же отдал приказ атаковать противника с оговоркой, что атаковать стоит только если его укрепления не очень сильны. Дивизия Гордона начала наступление на позиции XIX корпуса. Дивизии Кершоу и Рамсера предназначались для развития атаки. Однако, южане дали только один залп по противнику, после чего отошли.

Контратака Шеридана

Обещание Шеридана выпить кофе за Кедровым ручьем подразумевало, что собирается контратаковать. Он сформировал боевую линию из частей корпусов Райта и Эмори, а на флангах поставил кавалерию. Армия Крука осталась в резерве. В 16:00 атака началась. Кавалерия напала на фланги южан, а основная линия атаковала во фронт, рассчитывая плавно разворачиваться а юго-восток. Около часа южане удерживали позиции. Первым дрогнул левый фланг и кавалерия Джорджа Кастера прорвалась в тыл. Многие южане запаниковали, когда увидели, что их путь отступления перекрыт федеральной кавалерией. После этого удачного прорыва Шеридан сосредоточил свои силы на участке дивизии Рамсера. Генерал Рамсер получил смертельное ранение и его дивизия начала отступать. Конфедеративная артиллерия сумела помочь отступающим, но все же контроль над армией был утерян.

Брайан Граймс, принявший командование дивизией Рамсера, впоследствии писал в рапорте: «Порядок на этот момент ещё сохранялся. Был отдан приказ к отступлению и он был выполнен, но левый фланг дрогнул и никакие угрозы и усилия не могли их остановить. Офицеры высших рангов прилагали великие и неоднократные усилия, чтобы сдержать бегущих, но все эти усилия были тщетны».

Ситуация осложнилась, когда рухнул мост южнее Страстберга. Южанам пришлось бросить все захваченные утром орудия и повозки, равно как и свои собственные. Шеридан преследовал противника до полуночи. Южане отступили к Фишерс-Хилл и оттуда в Нью-Маркет.

Последствия

Федеральная армия потеряла всего 5 665 человек: 644 убитыми, 3 430 ранеными и 1591 пропавшими без вести. Приблизительные потери южан составили 2 910 человек: 320 убитыми, 1540 ранеными и 1 050 пропавшими без вести. Был смертельно ранен генерал Стивен Рамсер, который умер в госпитале в Белл-Гроув в окружении своих бывших друзей — офицеров федеральной армии. В свою очередь армия Шеридана потеряла убитыми генералов Даниеля Бидуалла и Чарльза Ловелла.

Сражение привело в сокрушительному разгрому армии Конфедерации. Южане не могли боле угрожать Северу из долины Шенандоа и не могли успешно защищать собственную экономическую базу в долине. Эрли в итоге продолжал испытывать трудности со снабжением своей армии. Победа существенно помогла Линкольну на президентских выборах и прославила Шеридана. Грант приказал дать в его честь салют из ста орудий под Петерсбергом и присвоил Шеридану звание генерал-майора регулярной армии.

В литературе

Сражение на Кедровом Ручье привлекало внимание поэтов в основном в связи с Шериданом. Герман Меллвил написал стихотворение «Генерал Шеридан в сражении у Седар-Крика»:

Филип Шеридан — наездник
Почище иных королей.
Раз — и победа наша.
И — кровавая каша.
Выпил полную чашу
Враг среди тополей..

Интересные факты

В сражении приняли участие два будущих президента США. Ратерфорд Хейс служил полковником и командовал 2-й дивизией VIII корпуса, а Уильям Мак-Кинли служил в том же корпусе на штабных должностях в звании капитана.

Литература

• Bohannon, Keith S. «The 'Fatal Halt' Versus 'Bad Conduct': John B. Gordon, Jubal A. Early, and the Battle of Cedar Creek.» In The Shenandoah Valley Campaign of 1864, edited by Gary W. Gallagher. Military Campaigns of the Civil War. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 2006. ISBN 978-0-8078-3005-5.
• Coffey, David. Sheridan’s Lieutenants: Phil Sheridan, His Generals, and the Final Year of the Civil War. Wilmington, DE: Rowman & Littlefield Publishers, 2005. ISBN 0-7425-4306-4.
• Cullen, Joseph P. «Cedar Creek.» In Battle Chronicles of the Civil War: 1864, edited by James M. McPherson. Lakeville, CT: Grey Castle Press, 1989. ISBN 1-55905-024-1. First published in 1989 by McMillan.
• Gallagher, Gary W. «The Shenandoah Valley in 1864.» In Struggle for the Shenandoah: Essays on the 1864 Valley Campaign, edited by Gary W. Gallagher. Kent, OH: Kent State University Press, 1991. ISBN 0-87338-429-6.
• Lewis, Thomas A. The Guns of Cedar Creek. New York: Harper and Row, 1988. ISBN 0-06-015941-3.
• Patchan, Scott C. «The Battle Of Cedar Creek, October 19, 1864.» Blue & Gray Magazine XXIV, no. 1 (2007).
• Welcher, Frank J. The Union Army, 1861—1865 Organization and Operations. Vol. 1, The Eastern Theater. Bloomington: Indiana University Press, 1989. ISBN 0-253-36453-1.
• Wert, Jeffry D. From Winchester to Cedar Creek: The Shenandoah Campaign of 1864. New York: Simon & Schuster, 1987. ISBN 0-671-67806-X.
• Whitehorne, Joseph W. A. The Battle of Cedar Creek: Self-Guided Tour. rev. ed., Middletown, VA: Cedar Creek Battlefield

Ссылки

• [www.cedarcreekbattlefield.org/order.html Order of Battle at Cedar Creek]
• [www.civilwar.org/battlefields/cedarcreek/cedar-creek-history-articles/10-facts-about-cedar-creek.html 10 Facts about Cedar Creek]
• [www.civilwar.org/battlefields/cedarcreek/maps/cedar-creek-morning.html Утренняя атака Эрли. Карта.]
• [www.civilwar.org/battlefields/cedarcreek/maps/cedar-creek-animated-map.html Анимированная карта сражения]

Отрывок, характеризующий Сражение на Кедровом Ручье

– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.