Сражение на Чёрной речке

Сражение на Чёрной речке
Основной конфликт: Крымская война
Уильям Симпсон. «Битва на Чёрной, 16 августа 1855»
Дата	4 (16) августа 1855 года
Место	Крым, река Чёрная
Итог	Победа французских и сардинских войск
Противники
Франция Сардиния Россия
Командующие
Жан-Жак Пелисье, </br>Альфонсо Ферреро Ламармора Михаил Горчаков
Силы сторон
Французские и сардинские войска: 60 000 Русские войска: 58 000
Потери
французы — 291 убитый (в том числе — 19 офицеров), 1227 раненых (в том числе — 64 офицера), 46 пропавших без вести. Всего — 1564 чел. (в том числе — 83 офицера); сардинцы — 16 убитых (в том числе — 1 генерал, 2 офицера), 169 раненых (в том числе — 12 офицеров), 2 пропавших без вести. Всего — 187 чел. (в том числе — 1 генерал, 14 офицеров); турки — 7 раненых. Итого союзники — 307 убитых (в том числе — 1 генерал, 21 офицер), 1403 раненых (в том числе — 76 офицеров), 48 пропавших без вести. Всего — 1758 чел. (в том числе — 1 генерал, 97 офицеров). 2342 убитых (в том числе — 3 генерала, 66 офицеров), 4155 раненых (в том числе — 8 генералов, 152 офицера), 1773 пропавших без вести (в том числе — 31 офицер). Всего — 8270 чел. (в том числе — 11 генералов, 249 офицеров).

Сражение у Чёрной речки (Чернореченское сражение) — сражение Крымской войны, состоявшееся 4 (16) августа 1855 года у реки Чёрная в Крыму. В сражении объединённые франко-сардинские войска нанесли поражение русской армии. Русские войска потеряли более 8 тысяч человек, из них более двух тысяч убитыми, другая сторона потеряла до двух тысяч человек, из них около трех сотен убитыми. В ходе атаки русских войск через «Трактирный мост» на Черной речке им удалось потеснить неприятеля, занять Телеграфную высоту, войска генерала Реада, погибшего в сражении, частично заняли Федюхины высоты, но господствующие высоты остались в руках коалиции, и русским войскам пришлось отступить.

Решение предпринять наступление на Чёрной речке было принято Горчаковым под давлением из Санкт-Петербурга, с предполагаемой целью — решительным ударом заставить союзников снять осаду. Горчаков крайне скептически оценивал возможность успеха при наступлении на удобные по рельефу для защиты и дополнительно укреплённые высоты, и впоследствии многие упрекали его в том, что он не имел мужества воспротивиться желанию царя дать абсолютно бесполезное сражение, погубившее несколько тысяч человек. Так, фельдмаршал Паскевич писал Горчакову, что он «приходит к грустному убеждению, что оно [сражение] принято без цели, без расчета и без надобности и, что хуже всего, окончательно лишило вас возможности предпринять что-либо впоследствии». Критиковалось также и управление войсками, в частности, растянутый во времени ввод сил, неопределённость и несогласованность приказов Упрёки в недостатках управления предъявлялись главнокомандующему Горчакову. Так, автор «Записок об осаде Севастополя» Берг считал, что на реке Чёрной 4 августа 1855 «была истинная безалаберщина, в которой более всего был виноват главнокомандующий». Обвинения в некомпетентном командовании своими отрядами высказывались многими в адрес Реада и Липранди.

Мемуаристы и военные историки высоко оценивали стойкость и героизм русских войск в этом сражении. Герой Севастопольской обороны Д. А. Столыпин писал: «Дрались войска хорошо и выносили геройски все муки и тяжести войны; выносили они, может быть, более, чем то казалось возможным ожидать от человеческой силы». Одним из заметных руководителей военной операции со стороны русской армии был А. А. Якимах. Отличился также командир дивизии А. К. Ушаков.

Победа на Чёрной речке укрепила положение Пелисье, находившегося накануне отставки. В результате, несмотря на пожелания Наполеона III, Пелисье смог предпринять еще одну попытку захвата Севастополя, подготовка к которой, в виде вознобновления бомбардировки Севастополя, началась на следующий же день.

В культуре

Лев Толстой, участвовавший в битве, под впечатлением пережитого написал сатирическое стихотворение «Песня про сражение на реке Чёрной». Стихотворение приобрело большую популярность как солдатская песня, и стало основой пословицы «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги». Уже при жизни Толстого как песня, так и пословица считались примером народного творчества.. Во второй половине XIX — начале XX веков широкое хождение в публицистике имела и другая цитата из стихотворения: «Туда умного не надо — вы пошлите-ка Реада».

Литература

• Тарле Е. В. Крымская война. том 2. Глава XVII. Чёрная речка 4 августа 1855 г. // Издательство Академии наук СССР, 1945
• Свечин, А. А. [www.runivers.ru/lib/book3181/10130/ Эволюция военного искусства. Том II.] Глава I. Восточная война 1853—56 гг.// М.-Л.: Военгиз, 1928
• Ченнык С. В. Сражение на Черной речке. 4 августа 1855 г. // Антиква, 2006

Отрывок, характеризующий Сражение на Чёрной речке

«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.