Стояновский, Николай Иванович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Стояновский Николай Иванович»)
Перейти к: навигация, поиск
Николай Иванович Стояновский<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Товарищ министра юстиции
1862 — 1867
Монарх: Александр II
 
Рождение: 31 декабря 1820 (12 января 1821)(1821-01-12)
Могилёв
Смерть: 22 июля (3 августа) 1900(1900-08-03) (79 лет)
Санкт-Петербург
Образование: Императорское училище правоведения
Профессия: юрист
 
Автограф:

Николай Иванович Стояновский (1821—1900) — русский юрист, товарищ министра юстиции, действительный тайный советник, статс-секретарь (1895). Известен как активный проводник судебной реформы 1860-х гг.





Биография

Из малороссийских дворян. С 1832 по 1836 год обучался в благородном пансионе в Златополе, Киевской губернии, а затем поступил в Императорское училище правоведения, курс которого окончил в 1841 году с правом на чин коллежского секретаря и в том же году определился на службу в 1-й отдел 5-го департамента Правительствующего сената.

С конца 1840-х годов Стояновский сотрудничал в «Москвитянине» Погодина и «Отечественных записках» Краевского.

С 1850 по 1854 год он был преподавателем практического уголовного и гражданского судопроизводства в училище правоведения и составил руководство к уголовному судопроизводству (1850).

В 1857 году назначен герольдмейстером департамента герольдии Сената и тогда же утверждён в звании директора московского тюремного комитета, в 1859 году назначен членом Комиссии для начертания положения об уездных учреждениях и следственной полиции. В это время им были составлены «Учреждение судебных следователей» и так называемый «Наказ» следователям — узаконения, по которым следственная часть была выделена из ведения полиции и, тем самым, было положено начало отделению судебной власти от власти исполнительной.

В 1861 году назначен статс-секретарем департамента гражданских и духовных дел Государственного совета, членом особой комиссии для начертания проекта положения об акцизе с питей в Империи и комиссии по составлению проекта положения о частных кредитных учреждениях для производства операции по залогу недвижимых имуществ, а в 1862 году — членом и редактором в комиссию для составления проектов законоположении о преобразовании судебной части в России, — при Государственной канцелярии. Вместе с С. И. Зарудным Стояновский настоял на прикомандировании к канцелярии в начале 1861 года образованных юристов — Н. А. Буцковского, Д. А. Ровинского, К. П. Победоносцева и других; благодаря этому кружку юристов удалось направить судебную реформу на рациональный путь.

В 1862 году был назначен товарищем министра юстиции Д. Н. Замятнина, в 1864 году назначен быть во всех заседаниях Государственного совета по делам судебной реформы и представлять объяснения и соображения свои по проектам о преобразовании судебной части. В 1866 году состоял главным редактором газеты «Судебный вестник». Принимал активное участие при введении в действие новых уставов, с 1867 года — сенатор, с присутствованием в уголовном кассационном департаменте, в 1872 году первоприсутвующий этого департамента.

Назначен 1-го января 1875 года членом Государственного совета Российской империи, с присутствованием в департаменте законов. В 1877 году член особых комиссии по преобразованию тюремной части и о пересмотре 2-й главы 1-го раздела уложении о наказаниях, для предварительного рассмотрения дела о введении мировых судебных установлении в Прибалтийских губерниях, в 1881 году член особой комиссии для подробной разработки проектов законоположении об укреплении прав на недвижимое имущество, в 1872 году член особого комитета для общего пересмотра действующих гражданских законов и для составления проекта гражданского уложения.

В 1883 году действительный член Императорского человеколюбивого общества и председатель редакционной комиссии для начертания проекта гражданского уложения, в 1889 году председатель особой комиссии по рассмотрению проекта преобразования канцелярий по принятию прошении на Высочайшее Имя приносимых. В 1894 году председатель особой комиссии при Государственном совете для предварительного обсуждения представления министерства юстиции о преобразовании межевой части. В 1895 году пожалован в статс-секретари Его Императорского Величества и назначен членом особой комиссии при Государственном совете для предварительного обсуждения представлении министром юстиции и финансов по проекту устава о векселях. Принимал деятельное участие в судебной реформе.

Женился на Александре Григорьевне Олениной (1834-1899), дочери Григория Никаноровича Оленина, который оставил воспоминания о своём знакомстве с Пушкиным[1][2]. Стояновский составил жизнеописание её деда (по матери) Алексея Николаевича Оленина.

Состоял вице-председателем и почётным членом Императорского Русского музыкального общества, многие годы (с момента открытия в 1877 году, до 1895 года) был председателем Юридического общества при Санкт-Петербургском университете. Был почётным членом Московского и Киевского юридических обществ, почётным членом университета Святого Владимира в Киеве, членом Императорского русского географического общества, славянского благотворительного общества.

Удостоен ряда высших российских орденов, до ордена св. Андрея Первозванного включительно. Похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской Лавры вместе с женой, умершей годом ранее[3]. Длинную речь памяти Стояновского как выдающегося деятеля судебной реформы произнёс А. Ф. Кони[4].

Труды

  • Практическое руководство к русскому уголовному судопроизводству, составленное Николаем Стояновским Москва : Унив. тип., 1858
  • Воспоминание о 5-м и 7-м декабре 1860 года : Воспоминания написано для товарищей, воспитанников Имп. уч-ща правоведения Санкт-Петербург : тип. Правительствующего сената, 1860
  • Очерк жизни Алексея Николаевича Оленина [Санкт-Петербург] : тип. Имп. Акад. наук, 1881

Напишите отзыв о статье "Стояновский, Николай Иванович"

Примечания

  1. [feb-web.ru/feb/litnas/texts/l58/l58-4822.htm ФЭБ: Михайлова. Альбом Г. Н. Оленина. — 1952 (текст)]
  2. [feb-web.ru/feb/tyutchev/critics/ln2/ln2-1832.htm ФЭБ: Оленин. Из дневника: (3/15 августа 1828 г.). — 1989 (текст)]
  3. Саитов В. Л. Петербургский некрополь / Изд. вел. кн. Николай Михайлович. — СПб.: тип. М. М. Стасюлевича, 1913. — Т. 4: (С—Ѳ). — С. 176..
  4. А. Ф. Кони. Памяти Николая Ивановича Стояновского. Речь. — „Право", No 2, стр. 53—88.

Источники

Ссылки

  • [www.az-libr.ru/index.shtml?Persons&M54/699206b0/0001/dd085fa4 Биография]
  • [muromsky.wld.sudrf.ru/modules.php?name=info_court&id=35 Муромский городской суд Владимирской области]

Отрывок, характеризующий Стояновский, Николай Иванович

– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.