Структурный функционализм

Структу́рный функционали́зм — методологический подход в социологии и социокультурной антропологии, состоящий в трактовке общества как социальной системы, имеющей свою структуру и механизмы взаимодействия структурных элементов, каждый из которых выполняет собственную функцию. Основоположниками структурного функционализма считается известный американский социолог Толкотт Парсонс, который в своих исследованиях опирался на классические концепции Герберта Спенсера и Эмиля Дюркгейма, а также британского социального антрополога польского происхождения Бронислава Малиновского. Базовой идеей структурного функционализма является идея «социального порядка», то есть имманентное стремление любой системы поддержать собственное равновесие, согласовать между собой различные её элементы, добиться согласия между ними. Ученик Парсонса — Роберт Мертон — внёс большой вклад в развитие данного подхода и его адаптации к практике. В частности Мертон уделял большое внимание проблеме дисфункций.

Структурные элементы

Структурные элементы — любые устойчивые образцы деятельности людей.

Истоки

У истоков структурного функционализма стояли первые социологи: Огюст Конт, Герберт Спенсер, Эмиль Дюркгейм. Они стремились к тому, чтобы создать такую науку об обществе, которая, подобно физике или биологии, могла бы открывать и обосновывать законы общественного развития.

Огюст Конт

Создатель социологии Огюст Конт провозгласил главной задачей социологии поиск объективных, не зависящих от конкретного человека законов общественного развития.

Конт опирался на методы анализа естественных наук. По аналогии с разделами физики Конт подразделил социологию на «социальную статику» и «социальную динамику». Первая была сфокусирована на изучении того, как части (структуры) общества, функционируют, взаимодействуют друг с другом по отношению к обществу в целом. Прежде всего, он рассматривал, как функционируют основные институты общества (семья, государство, религия), обеспечивая социальную интеграцию. В кооперации, основанной на разделении труда, он видел фактор утверждения «всеобщего согласия». Эти идеи Конта впоследствии будут развиты учёными, представляющими структурный функционализм в социологии и изучающими главным образом институты и организации общества.

Социальная динамика была посвящена осмыслению проблем социального развития и политики изменений. Учёный стремился создать, по своим собственным словам, «абстрактную историю» без имён и без отношения к конкретным народам.

Герберт Спенсер

Английский философ и социолог Герберт Спенсер также рассматривал общество на уровне институтов и функций. Социология, по Спенсеру, — наука об изучении структурных и функциональных изменений, которые проходят в обществе.

Спенсер предложил весьма оригинальную эволюционную теорию общества, которая объясняла социальные изменения, характер общества законом усредненного уровня развития его членов. Эволюция, по Спенсеру, предполагает прогрессивное изменение, развивающееся по трём направлениям: от разъединенности к интеграции, от однородности к дифференциации и от неопределённости к определённости, упорядоченности. Эволюция приводит к одновременным изменениям в структуре и функциях.

Эмиль Дюркгейм

Французский социолог Эмиль Дюркгейм обосновал новый взгляд на общество, его структуры и людей — социальный реализм. Его суть заключается в том, что общество, хотя и возникает как результат взаимодействия индивидов, обретает самостоятельную реальность, которая, во-первых, автономна по отношению к другим видам реальности, во-вторых, развивается по своим собственным законам; в-третьих, имеет место ПриМат структур и функций общества по отношению к индивиду и функциям его сознания и поведения, то есть индивидуальная реальность считается вторичной.

Предмет социологии Дюркгейма — социальный факт. Социальный факт является внешним по отношению к индивиду. И оказывает на него принуждающее воздействие. Социальные факты могут быть материальными (само общество, его социальные структуры) и нематериальными (мораль, ценности и нормы, коллективное сознание, верования).

Основные положения

1) Общество рассматривается как система;

2) Процессы системы рассматриваются с точки зрения взаимосвязанности её частей;

3) Подобно организму система считается ограниченной (то есть в ней действуют процессы, направленные на сохранение целостности её границ).

Недостатки теории

• Парсонс недооценивал роль конфликтов, он их исключал;
• У Парсонса нет развития, эволюции. Позднее он попытался исправить этот недостаток, но времени для основательной проработки вопроса было уже недостаточно;
• Парсонс ограничил функции социальных подсистем четырьмя, которых, по его мнению, было достаточно для выживания системы в целом; возникает справедливый вопрос о необходимости существования других функций, присущих обществу и тем или иным способом влияющих на его жизнедеятельность.
• Критики функционализма в американской социологии — Чарльз Райт Миллс и Алвин Гоулднер — отмечали переусложнённость языка Парсонса и схоластичность теории. Также они показали практическую невозможность в рамках парсоновской версии функционализма описать значимые социальные трансформации, так как в ней возможность конфликта интересов различных социальных групп сводится к минимуму.

См. также

• Теория социального конфликта
• Франкфуртская школа
• Школы и направления в западной макросоциологии

Литература

• Barnard, A. 2000. History and Theory in Anthropology. Cambridge: Cambridge University Press.
• Barnard, A., and Good, A. 1984. Research Practices in the Study of Kinship. London: Academic Press.
• Barnes, J. 1971. Three Styles in the Study of Kinship. London: Butler & Tanner.
• Holy, L. 1996. Anthropological Perspectives on Kinship. London: Pluto Press.
• Kuper, A. 1988. The Invention of Primitive Society: Transformations of an Illusion. London: Routledge.
• Kuper, A. 1996. Anthropology and Anthropologists. London: Routledge.
• Layton, R. 1997. An Introduction to Theory in Anthropology. Cambridge: Cambridge University Press.
• Leach, E. 1954. Political Systems of Highland Burma. London: Bell.
• Leach, E. 1966. Rethinking Anthropology. Northampton: Dickens.
• Levi-Strauss, C. 1969. The Elementary Structures of Kinship. London: Eyre and Spottis-woode.
• Coser, L., (1977) Masters of Sociological Thought: Ideas in Historical and Social Context. 2nd Ed., Fort Worth: Harcourt Brace Jovanovich, Inc., pp. 140–143.
• Craib, I., (1992) Modern Social Theory: From Parsons to Habermas, Harvester Wheatsheaf, London
• Cuff, E. & Payne, G.,(eds) (1984) Perspectives in Sociology, Allen & Unwin, London
• Davis, K (1959). "The Myth of Functional Analysis as a Special Method in Sociology and Anthropology", American Sociological Review, 24(6), 757-772.
• Elster, J., (1990), “Merton's Functionalism and the Unintended Consequences of Action”, in Clark, J., Modgil, C. & Modgil, S., (eds) Robert Merton: Consensus and Controversy, Falmer Press, London, pp. 129–35
• Gingrich, P., (1999) “Functionalism and Parsons” in Sociology 250 Subject Notes, University of Regina, accessed, 24/5/06, [uregina.ca/~gingrich/n2f99.htm uregina.ca]
• Holmwood, J., (2005) “Functionalism and its Critics” in Harrington, A., (ed) Modern Social Theory: an introduction, Oxford University Press, Oxford, pp. 87–109
• Homans, G. C. (1962). Sentiments and Activities. New York: The Free Press of Glencoe.
• Hoult, Thomas Ford (1969). Dictionary of Modern Sociology.
• Lenski, Gerhard (1966). "Power and Privilege: A Theory of Social Stratification." New York: McGraw-Hill.
• Lenski, Gerhard (2005). "Evolutionary-Ecological Theory." Boulder, CO: Paradigm.
• Maryanski, Alexandra (1998). "Evolutionary Sociology." Advances in Human Ecology. 7:1-56.
• Maryanski, Alexandra and Jonathan Turner (1992). "The Social Cage: Human Nature and the Evolution of Society." Stanford: Stanford University Press.
• Marshall, Gordon (1994). The Concise Oxford Dictionary of Sociology. ISBN 0-19-285237-X
• Merton, Robert (1957). Social Theory and Social Structure, revised and enlarged. London: The Free Press of Glencoe.
• Nolan, Patrick and Gerhard Lenski (2004). Human Societies: An Introduction to Macrosociology." Boulder, CO: Paradigm.
• Parsons, T. (1951) The Social System, Routledge, London
• Parsons, T., & Shils, A., (eds) (1976) Toward a General Theory of Action, Harvard University Press, Cambridge
• Parsons, T., (1961) Theories of Society: foundations of modern sociological theory, Free Press, New York
• Perey, Arnold (2005) [www.perey-anthropology.net/Aesthetic-Realism-Malinowski.html "Malinowski, His Diary, and Men Today] (with a note on the nature of Malinowskian functionalism)
• Ritzer, G., (1983) Sociological Theory, Knopf Inc, New York
• Sanderson, Stephen K. (1999). "Social Transformations: A General Theory of Historical Development." Lanham, MD: Rowman & Littlefield.
• Turner, Jonathan (1985). "Herbert Spencer: A Renewed Appreciation." Beverly Hills: Sage.
• Turner, Jonathan (1995). "Macrodynamics: Toward a Theory on the Organization of Human Populations." New Brunswick: Rutgers University Press.
• Turner, Jonathan and Jan Stets (2005). "The Sociology of Emotions." Cambridge. Cambridge University Press.

Отрывок, характеризующий Структурный функционализм

Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]