С любовью к Единственной
Поделись знанием:
К:Альбомы 1998 года
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
| С любовью к Единственной | ||||
 | ||||
| студийный альбом Филипп Киркоров | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дата выпуска | ||||
| Жанр | ||||
| Страна | ||||
|
| ||||
| Хронология Филипп Киркоров | ||||
| ||||
С любовью к Единственной — девятый студийный альбом российского поп-певца Филиппа Киркорова, в который вошло 18 песен.
Содержание
Особенности альбома
- Этот альбом — первый, в который вошли песни, созданные на студии А.Лопатина, который впоследствии записал большинство хитов артиста.[1]
- В интервью «Стриж и другие» 1998 года Ф.Киркоров рассказал, что считает этот альбом не очень удачным: он не записывался целенаправленно, а был собран из песен, которые вышли в предыдущие 10 лет на разных сборниках и телепрограммах.[2]
Список композиций
| № | Название | Слова | Музыка | Длительность |
|---|---|---|---|---|
| 1. | «Единственная» (1997) | О. Газманов | О. Газманов | 5:25 |
| 2. | «Этот целый мир» (1997) | Г. Филиппов | Г. Филиппов | 4:26 |
| 3. | «Лишь бы ты меня ждала» (1998) | И. Николаев | Д. Форсайт [3] | 3:07 |
| 4. | «Медсестра» (2 версия, 1998) | В. Мануйлов | В. Мануйлов | 3:46 |
| 5. | «Улетай, туча!» (2 версия, 1997) | В. Резников | В. Резников | 4:08 |
| 6. | «Поздно» (1997) | И. Резник | А. Пугачева | 3:55 |
| 7. | «Уходило лето» (1997) | В.Луговой | Р. Сойа; О. Брайен | 2:54 |
| 8. | «На несколько теплых дней» (сокращённая, 1990) | О. Серебренников | В. Владимиров | 4:34 |
| 9. | «Лишних слов не надо / Блюз» (1994) | Г. Белкин | К. Логанов | 3:46 |
| 10. | «Птица певчая» (1997) | Я. Трусов | А. Лукьянов | 3:53 |
| 11. | «Мало» (1997) | В. Сауткин | В. Пресняков мл. | 4:58 |
| 12. | «Ди Лайла» (1996) | О. Гаджикасимов | Л. Рид | 4:07 |
| 13. | «Сон» (1988) | А. Шафажинская | Н. Андреев | 3:28 |
| 14. | «Я встретил девушку» (1995) | М. Турсун-заде, русский текст Г.Регистан | А. Бабаев | 3:29 |
| 15. | «Москва златоглавая / Конфетки бараночки» (1997) | народные | народные | 4:15 |
| 16. | «Горчиво вино» (болг.яз., 1997) | Е. Евтимов | Т. Русев | 3:59 |
| 17. | «Прощальный блюз» (1994) | Р. Казакова | А. Лукьянов | 4:23 |
| 18. | «Casta Diva» (ит.яз., 1997) | В. Беллини | В. Беллини | 4:49 |
История создания
 |
Этот раздел статьи ещё не написан. Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел.
Вы можете помочь проекту, написав этот раздел. |
Студии записи
- «Салам» в Твери — 4, 5, 6, 10, 11, 16
- «Студия Полифон» — 7, 12, 14
- «Микс Медия» — 1, 2
- студия «Мосфильм» — 3, 15, 18
Аранжировки
- В.Демьянов — 3, 4, 5, 6, 10, 11, 16
- Артур А’Ким — 1, 2
- Д.Атовмян — 3
- Ф.Ильиных — 7, 12, 14
- Е.Кобылянский — 9, 17
- Джим Мосс
Звукорежиссёры
В. Демьянов, Г. Папин, С. Оганесян, С. Теплов, В. Заричный, А. Иванов
Музыканты
- Российский государственный симфонический оркестр кинематографии. Дирижёр — заслуженный деятель искусств России С. Скрипка (3, 18)
- Вокальная группа «Вокал Бэнд»
- Соло-гитара — Толгат Тухтамышев
- Духовая группа «Студио-Транзит», руководитель — А.Батыченко
Видео
- Клипы сняты на песни:
- 1. «Единственная» — 1997 год
- 3. «Лишь бы ты меня ждала» — 1998 год
- 4. «Медсестра» — 1998 год
- 8. «На несколько тёплых дней» — 1990 год
- 11. «Мало» — 1997 год
- В проекте «Старые песни о главном» сняты песни:
- В фильме «10 песен о Москве» снят ролик на песню «Москва златоглавая» (сентябрь1997 года)
- 10 песен с альбома исполнены в шоу «Лучшее, любимое и только для Вас!» (март 1998г), вошедшее в Книгу рекордов Гиннеса: (1, 2, 3, 5, 6, 7, 10, 11, 14, 18)
Награды
- 1997 год:
- фестиваль Песня года — песни «Единственная», «Мало»
- премия Золотой граммофон — песня «Улетай, туча!»
- 1998 год:
- фестиваль Песня года — песня «Медсестра»
Оформление
В буклете к альбому напечатан календарь на март 1998 — февраль 1999 годов с указанием важных событий для Ф.Киркорова и А. Пугачёвой:
- 1 марта — первое воскресенье весны
- 8 марта — день выхода альбома «С любовью к Единственной» на «Экстрафон рекордс»
- 15 марта — день бракосочетания Ф.Киркорова и А.Пугачёвой в Санкт-Петербурге
- 8 апреля — день ангела А.Пугачёвой
- 15 апреля — день рождения А.Пугачёвой
- 30 апреля — день рождения Ф.Киркорова
- 15 мая — венчание Ф.Киркорова и А.Пугачёвой в Иерусалиме
- 23 ноября — день признания в любви
- 27 ноября — день ангела Ф.Киркорова
- 13 января — помолвка Ф.Киркорова и А.Пугачёвой
- 14 февраля — день всех влюблённых (св. Валентина)
Кавер-версии
- «Casta Diva» (ария из оперы «Норма»)
- «Горчиво вино» Веселина Маринова
- «Ди Лайла» — «Delilah» Tom Jones
- «Лишь бы ты меня ждала» — «Go» Scott Fitzgerald
- «Поздно» А.Пугачевой
- «Улетай, туча!» А.Пугачевой
- «Уходило лето» — «Cara mia» Baccara
- «Я встретил девушку» Р.Бейбутова
будь что будет-ay ay sailor baccara
Напишите отзыв о статье "С любовью к Единственной"
Примечания
- ↑ [www.lopatinlab.ru/artists/filipp-kirkorov Филипп Киркоров — Lopatin Sound Lab]
- ↑ [www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=X0gCNSZfz3A Филипп Киркоров — Стриж и другие (1 часть). — YouTube]
- ↑ Настоящий автор музыки - сам Филипп Киркоров. Д. Форсайт - это псевдоним, под которым он указан на альбоме.
Ссылки
- [web.archive.org/web/20040405015204/www.kirkorov.ru/usr-cgip/discography-list.pl#20 Оф.сайт — альбомы]
- [www.ozon.ru/context/detail/id/627770/?item=75458 Альбом в Озоне]
- [www.moskva.fm/artist/филипп_киркоров Ротации песен с альбома]
Отрывок, характеризующий С любовью к Единственной
Х8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
