Бильрот, Теодор

Христиан Альберт Теодор Бильрот
Christian Albert Theodor Billroth
Дата рождения:	26 апреля 1829(1829-04-26)
Место рождения:	Берген-на-Рюгене (Пруссия)
Дата смерти:	6 февраля 1894(1894-02-06) (64 года)
Место смерти:	Опатия (Австро-Венгрия)
Научная сфера:	хирургия
Место работы:	Хирургический госпиталь и клиника Цюрихского университета, Allgemeine Krankenhaus (Венский университет)
Альма-матер:	Университет Грайфсвальда, Гёттингенский университет, Берлинский университет
Известен как:	основоположник современной абдоминальной хирургии

Христиан Альберт Теодор Би́льрот (нем. Christian Albert Theodor Billroth, 26 апреля 1829 — 6 февраля 1894) — выдающийся немецкий (австрийский) хирург, основоположник современной абдоминальной хирургии. Т. Бильрот известен также как одарённый музыкант и близкий друг Иоганна Брамса.

Вклад в хирургию

Окончив среднюю школу в Грайфсвальде, Бильрот поступил в Грайфсвальдский университет. Впоследствии он обучался в Гёттингенском университете, а степень доктора медицины получил в Берлинском университете.

В 1853-60 годах Бильрот работал хирургом в клинике «Шарите» под руководством знаменитого хирурга Бернгарда фон Лангенбека. В 1860-67 годах он был профессором Цюрихского университета, а также руководил хирургической клиникой. В это время Бильрот опубликовал свой ставший классическим учебник «Die allgemeine chirurgische Pathologie und Therapie» («Общая хирургическая патология и терапия», 1863). В это же время он ввёл систему медицинской отчётности, которая предполагала публикацию всех результатов, как плохих, так и хороших, что давало возможность более объективно оценивать заболеваемость и летальность, а также более полноценно сравнивать эффективность различных методов лечения. В 1867 году он был назначен профессором хирургии в Венском университете; в то же время он работал хирургом во второй хирургической клинике Венского госпиталя (Allgemeine Krankenhaus). Огромная заслуга Бильрота в том, что он активно внедрял чистоту в медицинскую практику: в своем отделении он требовал производить ежедневную уборку, операционные столы стали мыть после каждой операции. Помимо этого он ввёл обязательное ношение ежедневно сменяемых белых кителей для врачей — тем самым традиция ношения грязных сюртуков как доказательство опытности хирурга была пресечена. Все эти меры в значительной степени уменьшили послеоперационную смертность.

С именем Бильрота связан ряд важных достижений хирургии, в частности: первая эзофагэктомия (1871), первая ларингэктомия (1873) и, что особо значимо, первая успешная гастрэктомия (1881) по поводу рака желудка. Бильрот также внёс значительный вклад в модернизацию хирургического образования. Среди его учеников было много выдающихся хирургов (таких как Кохер, Черни, Гуссенбауэр, Винивартер, Микулич, Вельфлер и др.).

Именем Бильрота названа одна из наиболее часто применяемых модификаций хирургических зажимов. Его же имя носят две основные принципиальные схемы резекции желудка (резекции Бильрот-1 и Бильрот-2).

Бильрот как музыкант

Бильрот был талантливым пианистом и скрипачом. Его связывали тесные отношения с Иоганном Брамсом: известно, например, что Брамс часто посылал Бильроту для ознакомления рукописи своих произведений до их публикации; Бильроту посвящены первые два струнных квартета Брамса.

Бильрот является автором сочинения «Wer ist musikalisch?» («Кто такой музыкально одарённый человек?»), которое представляет собой одну из первых попыток подойти к проблеме музыкальной одарённости с научной точки зрения.

Русские пациенты Бильрота

Т. Бильрот обследовал Н. И. Пирогова, исключив злокачественный характер его язвы на слизистой верхней челюсти. Как оказалось впоследствии, это всё же был рак; существует версия, что Бильрот утаил правду умышленно, чтобы не ухудшать состояния Пирогова. Он же консультировал и оперировал Н. А. Некрасова.

Память о Т. Бильроте

• В 1929 году в Австрии была выпущена юбилейная монета номиналом 2 шиллинга к 100-летию дня рождения Бильрота.
• 11 февраля 2009 года австрийский монетный двор выпустил золотую монету номиналом 50 евро с изображением Бильрота

Литература

• Редакция журнала. [vivaldi.nlr.ru/pm000021353/view#page=152 Теодор Бильрот (некролог)] // Всемирная иллюстрация : журнал. — 1894. — Т. 51, № 1307. — С. 107—108.

Ссылки

• Бильрот Т. [www.krotov.info/library/02_b/il/rot.htm Домашний и госпитальный уход за больными] (рус.). krotov.info (1881). Проверено 20 мая 2013. [www.webcitation.org/6GpBSP3HZ Архивировано из первоисточника 23 мая 2013].
• Теличкин И. А. [www.krotov.info/history/19/1890_10_2/1829bilrot.htm Теодор Бильрот и его хирургическая школа] (рус.). krotov.info. Проверено 20 мая 2013. [www.webcitation.org/6GpBTAJri Архивировано из первоисточника 23 мая 2013].
• Федоровский, Г. [lib.irismedia.org/book/nt/fd/pm21a.htm Плеяда великих медиков — Теодор Бильрот] (рус.). lib.irismedia.org. Проверено 20 мая 2013. [www.webcitation.org/6GpBTlcip Архивировано из первоисточника 23 мая 2013].
• Теличкин И. А. Теодор Бильрот (к 100-летию со дня смерти) (рус.) // Хирургия : журнал. — Москва, 1994. — № 11. — С. 52-53. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0023-1207&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0023-1207].

Отрывок, характеризующий Бильрот, Теодор

– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.