Тир Эогайн

Тир Эогайн (ирл. Tír Eoghain) или Тирон — королевство, существовавшее в средневековье в Ирландии в 1185—1616 годах. Королевство Тир Эогайн охватывало территорию, на которой сейчас расположены исторические графства Тирон и Дерри Северной Ирландии, а также окружающие земли, включая территории севернее озера Лох-Фойл.

История

Правящей династией в королевстве был клан Кенел нЭогайн — клан, который к этому времени правил в королевстве Айлех. В X веке в клане Кенел нЭогайн появились две новые ветви: Мак Лохлайнн и О’Нейллы (англ. O'Neill dynasty). В 1241 году О’Нейлл отстранил от власти клан Мак Лохлайнн и правил королевством самостоятельно.

Короли Тир Эогайна

Король Тир Эогайна Бриан мак Нейлл Руайд О’Нейлл (ирл. — Brian mac Néill Ruaidh Ó Néill) в 1258—1260 годах был верховным королём Ирландии.

Падение

В XVI веке северная часть королевства была захвачена англичанами. Затем захватчиками было уничтожено всё королевство. Последний король Тир Эогайн покинул Ирландию, убегая от английского террора, царившего после подавления ирландского восстания конца XVI века. Массовое бегство ирландской аристократии за границу в 1607 году вошла в историю как «бегство графов (англ. Flight of the Earls)».

После прекращения существования королевства основная часть земель Тир Эогайн стала стала графством Тирон, продолжившего быть оплотом клана О’Нейллов — сильнейшего ирландского клана, который выжил в бурном и трагическом для Ирландии XVII веке.

Литература

• Kings of Tír Eógain and Earls of Tyrone, 1185—1616. — Р. 211—213 / / A New History of Ireland. — Volume 9: Maps, Genealogies, Lists; A Companion to Irish History Part II ", edited by TW Moody, FX Martin, FJ Byrne, Oxford, 1984.
• МакКормак Д. История Ирландии. — М.: Юниверс, 2006. — 294 с.

Отрывок, характеризующий Тир Эогайн

«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.