Труфанов, Кузьма Григорьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кузьма Григорьевич Труфанов
Дата рождения

15 ноября 1901(1901-11-15)

Место рождения

село Старое Меловое, Старо-Меловская волость, Нижнедевицкий уезд, Воронежская губерния, Российская империя[1]

Дата смерти

30 декабря 1958(1958-12-30) (57 лет)

Место смерти

Анапа,
Краснодарский край, РСФСР, СССР

Принадлежность

РСФСР РСФСР
СССР СССР

Род войск

Кавалерия
Танковые войска

Годы службы

19181944

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

9-й мотоциклетный полк
18-й танковый корпус

Сражения/войны

Гражданская война в России
Советско-польская война (1919—1921)
Хасанские бои (1938)
Великая Отечественная война

Награды и премии

Иностранные награды:

Кузьма Григорьевич Труфанов (15 ноября 1901 — 30 декабря 1958) — советский военачальник, генерал-майор (04.08.1942), Командор Ордена Британской Империи (1944).





Биография

Родился в селе Старое Меловое (ныне — Петропавловского района Воронежской области). Русский.

В Красной Армии с мая 1918 года.

В годы Гражданской войны с мая по август 1918 года служил красноармейцем 100-го стрелкового полка, воевал против германских войск и гайдамаков на Украине, затем сражался на Южном фронте с войсками генерала А. И. Деникина.

С сентября 1919 года воевал в составе 19-го кавалерийского полка 4-й кавалерийской дивизии 1-й Конной армии на Южном и Западном фронтах против войск генералов А. И. Деникина и П. Н. Врангеля, а также вооруженных формирований Н. И. Махно. Участник советско-польской войны 1920 года. За проявленное мужество в боях против польских интервентов и махновцев награждён орденом Красного Знамени.

С апреля 1921 года по январь 1923 года учился на Краснодарских кавалерийских курсах, затем служил в 81-м кавалерийском полку 14-й кавалерийской дивизии СКВО, младший командир, командир кавалерийского взвода, помощник командира эскадрона, командир и политрук эскадрона.

В июне-июле 1924 года — командир взвода Труфанов участвовал в боях с вооруженными формированиями на Северном Кавказе в районе города Майкоп.

Член ВКП(б) с 1924 года.

С февраля 1927 года проходил службу в Тверской кавалерийской школе, помощник командира эскадрона, начальник команды красноармейцев, вновь помощник командира эскадрона.

С ноября 1930 года по май 1931 года учился на кавалерийских КУКС в городе Новочеркасск, затем командовал кавалерийскими эскадронами курсантов в Калининской кавалерийской школе и Объединенной кавалерийской школе в городе Тамбов.

С ноября 1935 года, по окончании разведывательных КУКС РККА, Труфанов командовал разведывательным батальоном 84-й стрелковой дивизии МВО.

С июня 1937 года — адъютант 1-го разряда, а с июня 1938 года — помощник инспектора Инспекции кавалерии РККА.

Летом 1938 года майор Труфанов с инспекцией находился в 121-м кавалерийском полку. Когда начались боевые действия в районе озера Хасан, он вместе с полком выступил к границе и принял активное участие в боевых действиях. В ходе боев был назначен начальником 2-го отделения штаба 39-го стрелкового корпуса и, по оценке командира корпуса комкора Г. М. Штерна, «работал исключительно добросовестно, выполнял поручения командования корпуса на передовых линиях», за что награждён орденом Красного Знамени.

С июля 1940 года — командир 9-го мотоциклетного полка 7-го механизированного корпуса в МВО.

Великая Отечественная война

С началом войны полк и корпус в составе 20-й армии находились в резерве Ставки ВГК, в начале июля передан в состав войск Западного фронта.

9-й мотоциклетный полк К. Г. Труфанова участвовал в Витебском сражении, прикрывая отход своего мехкорпуса после неудачного Лепельского контрудара, при этом сам Труфанов 9 июля был тяжело ранен[2]. 8 августа 1941 года за отличие в первых боях полковник Труфанов награждён орденом Ленина.

После излечения в госпитале назначен начальником Ташкентского кавалерийского училища, проделал большую работу по формированию училища, организации учебного процесса, руководству подготовкой кавалерийских командиров.

4 июня 1942 года Труфанову было присвоено воинское звание «генерал-майор».

С марта 1943 года Труфанов — заместитель командующего 5-й гвардейской танковой армией, войска которой отличились в Курской битве во встречном танковом сражении в районе Прохоровки. Лично Труфанов командовал резервом армии, успешно руководил боевыми действиями против частей 6-й и 19-й танковых дивизий 2-го танкового корпуса СС противника.

В ходе Белгородско-Харьковской наступательной операции Труфанов большую часть времени проводил в боевых порядках корпусов первого эшелона армии.

С сентября 1943 года — командир 18-го танкового корпуса 5-й гвардейской танковой армии, который вёл напряжённые бои по расширению плацдарма на правом берегу реки Днепр юго-восточнее города Кременчуг.

В октябре 1943 года Труфанов тяжело ранен и после излечения в госпитале в ноябре 1944 года уволен в отставку.

Проживал в городе Анапа Краснодарского края.

Умер 30 декабря 1958 года, похоронен на старом Анапском кладбище.

Награды

СССР

Медали СССР:

Иностранные награды

Память

Напишите отзыв о статье "Труфанов, Кузьма Григорьевич"

Примечания

  1. Ныне село Старая Меловая Петропавловского района, Воронежская область, Россия.
  2. [www.idiot.vitebsk.net/i41/mart41_3.htm В. Мартов. Белорусские хроники. 1941 год. Глава 3. Смоленское сражение.]
  3. Вручение английских орденов и медалей / Газета Красная звезда — 11.05.1944 — № 111 (5791)

Ссылки

  • [www.podvignaroda.mil.ru Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 2. — С. 191—192. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Труфанов, Кузьма Григорьевич

– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.