Трёхнеделье

Трёхнеделье (Hebrew: בין המצרים) (ср. «dire straits») — период траура в память о разрушении первого и второго храмов Иерусалима. Длится три недели, начинается 17 числа месяца таммуза, во время начала поста семнадцатого тамуза и заканчивается на девятый день месяца Ава, во время начала поста девятого ава. Оба поста установлены в память о событиях, связанных с уничтожением иерусалимских храмов и с последующим изгнанием евреев из Израиля. Согласно общепринятой хронологии, уничтожение первого Храма Навуходоносором II, произошло в 586 году до н. э., а второй, римлянами, в 70 г. н. э.

В период трехнеделья принято придерживаться ряда траурных обычаев и читать специальные хафтарот. В Мишне (Та‘ан. 3:6) сказано: «Когда приходит ав, меньше радуются», — в трактате Иевамот (43а) дается объяснение: предписывается воздерживаться от стрижки, стирки, деловой активности, строительных работ, посадки деревьев, свадебных пиров (но не от заключения брачных соглашений). Все это, однако, относилось к неделе, на которую выпадает 9 ава, впоследствии обычаи были распространены на весь период трехнеделья.

Согласно ашкеназскому обычаю, или Мингаг, в трёхнеделье нельзя слушать музыку, бриться, подстричься, хотя общины или отдельные люди могут менять эту практику по своему усмотрению и оно имеет не строгий характер. В период траура нельзя заключать еврейские браки и праздновать какие-либо праздники, так как это будет противоречить траурному духу трёхнеделья.

Многие ортодоксальные евреи воздерживаются от употребления в пищу мяса во время траура.

Период трёхнеделья в еврейском фольклоре традиционно неудачный, так как много трагедий и бедствий постигло еврейский народ в это время года. Этими трагедиями считаются: разбиение скрижалей Моисеем, после того как он увидел, как евреи молились золотому тельцу; сожжение Сефер Торы в эпоху Второго Храма; разрушение обоих Храмов на Тиша бе-Ав; изгнание евреев из Испании на Тиша бе-Ав 1492; и начало Первой мировой войны на Тиша бе-Ав 1914, которая уничтожила многие еврейские общины.

В результате, евреи особенно осторожны в это время, чтобы избежать всех опасных ситуаций в течение трех недель. К ним относятся: собрания в опасных местах, крупные финансовые операции, поездки на самолёте. Также многие принимают решение не участвовать в судебных делах в период трёхнеделья.

Ссылки

• [www.thethreeweeks.com Руководство по трехнеделью]

Отрывок, характеризующий Трёхнеделье

Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.