Узенер, Герман

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Узенер Герман»)
Перейти к: навигация, поиск
Герман Узенер
нем. Hermann Carl Usener
Научная сфера:

филология

Герман Карл Узенер (нем. Hermann Carl Usener; 23 октября 1834 — 21 октября 1905) — немецкий филолог, профессор Боннского университета, иностранный член-корреспондент Петербургской Академии наук (1886)[1].





Жизнь

Родился в Вайльбурге и окончил тамошний Гимназиум. С 1853 учился в Гейдельберге, Мюнхене, Гёттингене и Бонне. В 1858 г. начал преподавать в Joachimsthalschen Gymnasium в Берлине. Занимался сравнительным религиоведением, изучением мифологии, греческой философии. Профессор Боннского университета с 1866; был профессором Бернского университета с 1861 по 1863, затем Университета Грайфсвальда.

Писал работы в различных сферах филологии, начиная с Гомера («De Iliadis carmine quodam Phocaico», 1875) и других древнегреческих поэтов и кончая житиями святых («Acta S. Timothei», 1877; «Legenden d. heiligen Pelagia», 1879 и проч.), астрономической литературой Византии («Ad historiam astronomiae symbola», 1876) и латинскими схолиастами (особенно «Scholia in Lucani bellum civile», 1869). Большая часть статей Узенера помещены в журнале «Rheinisches Museum». Из изданных отдельно трудов Узенера особенного внимания заслуживают «Epicurea» (1887; наиболее полное критическое издание источников эпикурейской философии), «Der heilige Theodosius» (1890), «Gotternamen» (1895).

Влияния

Среди учеников Узенера Герман Дильс, Пауль Наторп, Ханс Лайтцман, Альбрехт Дитрих и Рихард Райтценштайн.

Сочинения

  • Analecta Theophrastea (1858, диссертация, Бонн)
  • Alexandri Aphrodisiensis problematorum lib. III. et IV. (1859)
  • Scholia in Lucani bellum civile (1869)
  • Anecdoton Holderi (1877)
  • Legenden der heiligen Pelagia (1879)
  • De Stephano Alexandrino (1880)
  • Philologie und Geschichtswissenschaft (1882)
  • Jacob Bernays, Gesammelte Abhandlungen (1885) редактор
  • Acta S. Marinae et S. Christophori (1886)
  • Epicurea (1887)
  • Altgriechischer Versbau (1887)
  • Das Weihnachtsfest (Religionsgeschichtliche Untersuchungen, P. 1; 1889)
  • Christlicher Festbrauch (Religionsgeschichtliche Untersuchungen, P. 2; 1889)
  • Die Sintfluthsagen untersucht (1899)
  • Götternamen: Versuch einer Lehre von der Religiösen Begriffsbildung (1896)
  • Dionysius of Halicarnassus (1904 -, совместно с Ludwig Radermacher)
  • Vorträge und Aufsätze (1907)

Напишите отзыв о статье "Узенер, Герман"

Примечания

  1. [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-52445.ln-ru Профиль Германа Карла Узенера] на официальном сайте РАН

Источники

  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-52445.ln-ru Профиль Узенер Герман Карл] на официальном сайте РАН
  • О. М. Фрейденберг. Поэтика сюжета и жанра. Москва: «Лабиринт», 1997.
  • [axioma.spb.ru/edition/9785901410691/fragments/012 В.М. Лурье. Период «химический»: Узенер и кризис болландистской науки] // В.М. Лурье. Введение в критическую агиографию. СПб.: Axioma, 2009. 240 с.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Узенер, Герман

Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.