Уизерспун, Джимми

Джимми Уизерспун Jimmy Witherspoon
Полное имя	Jimmy Witherspoon
Дата рождения	8 августа 1920(1920-08-08)
Место рождения	Гардон, Арканзас
Дата смерти	18 августа 1997(1997-08-18) (77 лет)
Место смерти	Лос-Анджелес
Страна	США США
Профессии	певец
Жанры	блюз

Джимми Уизерспун (англ. Jimmy Witherspoon 8 августа 1920 — 18 августа 1997) — блюзовый вокалист послевоенной эпохи, разносторонний исполнитель, проложивший мост между джазом и блюзом.

Биография

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Джеймс Уизерспун (сценическое прозвище — Spoon) родился в 1920 году в Гардоне (штат Арканзас), его вокальные способности были очевидны уже с ранних лет: ребенком он выиграл вокальный детский конкурс и с пяти лет начал петь в церковном хоре. В середине 30-х он сбежал из дома и работал в Лос-Анджелесе. Во время Второй мировой войны (1941­­–43) он служил на флоте, в этот период начал впервые выступать в армейском бэнде.

После демобилизации в 1944 году он приехал в Сан-Франциско, где в то время жила его мать, работал в небольших клубах, где его услышал руководитель популярного оркестра Джей Макшенн и пригласил заменить недавно ушедшего из оркестра вокалиста Уолтера Брауна. С 1945 года начался отсчет музыкальной карьеры Джимми Уизерспуна. В течение четырех лет он гастролировал и записывался с оркестром Макшенна, а затем успешно начал сольную карьеру, выпустив в 1949 году на лейбле Supreme Records пластинку с песней «Ain’t Nobody Business» (на фортепиано ему аккомпанировал Джей МакШенн). Песня мгновенно стала хитом и попала в верхние позиции ритм-энд-блюзовых чартов, где оставалась на протяжении полугода и фактически сделала карьеру Уизерспуну.

Записанные «вживую» «No Rollin' Blues» и «Big Fine Girl» стали очередными хитами в 1950 году. В середина 50-х его стиль «оптимистичного» блюза временно вышел из моды; синглы, записанные на лейблах Federal, Chess, Atco, Vee Jay и других принесли незначительный успех. Но альбом 1959 года «Live at the Monterey Jazz Festival» снова привлек к нему всеобщее внимание. Джимми Уизерспун с успехом выступал сольно и сотрудничал с ныне легендарными джазовыми гигантами Беном Уэбстером, Коулменом Хоккинсом и Эрлом Хайнсом. Уизерспун стал вновь востребован.

В 1961 году он успешно гастролировал по Европе с оркестрами Каунта Бейси и Бака Клейтона, выступает с органистами Джеком МакДаффом и Ричардом (Груви) Холмсом и принимал участие в возрождении блюза в компании с белыми блюз-роковыми музыкантами. В 60-е Уизерспун записывался с трубачом Харри («Свитс») Едисоном и саксофонистом Джерри Маллиганом. Подобно своим кумирам Биг Джо Тёрнеру, Джимми Рашингу и Эдди («Клинхед») Винсону, Уизерспун балансировал на довольно зыбкой грани между ритм-энд-блюзом, джазом и популярной музыкой эпохи свинга, но для него все это были разные оттенки блюза, которому он был предан полвека своей профессиональной карьеры: «Blues, The Whole Blues & Nothing But The Blues» («Блюз, только блюз и ничего кроме блюза») — так он назвал один из своих этапных альбомов.

Один из своих лучших альбомов — «Evening Blues» (1960) Уизерспун записал на студии Prestige с легендарным гитаристом Ти Бон Уолкером и саксофонистом Клиффордом Скоттом. Он часто работал с гитаристом Роббином Фордом и принял участие в нескольких концертах Ван Моррисона.

В начале 80-х у него был обнаружен рак горла, но после лечения, несмотря на то, что голос сильно ослабел и только напоминал былое величие, он продолжал активно выступать до самой смерти. Его последнее выступление состоялось в середине июня 1997 в ночном Оклендском клубе Yoschi. Джимми Уизерспун умер во сне в своем доме в Лос-Анджелесе в 1997 году. Ему было 77 лет.

Отрывок, характеризующий Уизерспун, Джимми

Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…