Устье (Калининский район)
| Деревня
Устье
Показать/скрыть карты
|
У́стье — деревня в Калининском районе Тверской области. Относится к Кулицкому сельскому поселению.
Расположена в 15 км к северо-западу от Твери, на левом берегу реки Тверцы, в 1 км выше впадения в неё реки Кавы.
В 1,5 км к северо-западу от деревни находится платформа Тверца на участке «Тверь — Лихославль» главного хода Октябрьской железной дороги. Рядом с деревней — деревня Тверца (дачный посёлок). Первые дачи возникли здесь в конце XIX века, этому способствовали железная дорога, песчаный берег Тверцы, сосновый лес.
История
В Писцовых книгах XVI века по волости Каве среди владений тверского Отроч монастыря значится деревня Устье. Название по расположению на устье реки Кавы.
В Списке населенных мест 1859 года[1] значится казённая деревня Устье, 15 дворов, 123 жителя. Во второй половине XIX — начале XX века деревня относилась к Пречистоборскому приходу Первитинской волости Тверского уезда.
В 1931 году для ведения коллективного хозяйства создан колхоз «Красное Устье». В это время деревня входила в Олобовский сельсовет в составе Калининского района. С 1935 по 1956 год деревня входит в Дубковский сельсовет в составе Медновского района Калининской области.
В годы Великой Отечественной войны погибли 14 жителей деревни.
В 1955—1957 годы в д. Устье — 17 дворов, проживает 84 человека (39 мужского пола и 45 женского), в 1975 — 23 жилых дома, 55 жильцов, 5 человек работают в колхозе «Борьба».
В 1997 году — 21 хозяйство, 34 жителя; по переписи 2002 — 27 человек, 10 мужчин, 17 женщин.
Напишите отзыв о статье "Устье (Калининский район)"
Примечания
- ↑ Тверская губерния. Список населенных мест по сведениям 1859 года. СПб. 1862 г.
Ссылки
- [www.tverlib.ru/tverbook2/gockin/ustie_2008-1.pdf История деревни Устье]
|
Это заготовка статьи по географии Тверской области. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||
Отрывок, характеризующий Устье (Калининский район)
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
