У Саньгуй

У Саньгу́й (кит. трад. 吳三桂, упр. 吴三桂, пиньинь: Wú Sānguì; 1612 — 2 октября 1678) — китайский полководец, который после взятия Пекина участниками крестьянского восстания во главе с Ли Цзычэном (1644 год) открыл ворота Шаньхайгуаньской заставы Великой китайской стены для маньчжуров. Этот поступок привёл к падению династии Мин и воцарению в Пекине маньчжурской династии Цин.

Измена долгу стоила У Саньгую поддержки любимой жены, Чэнь Юаньюань, которая предпочла удалиться в монастырь, и неблаговидной репутации в китайской историографии. В 1659 году император Шуньчжи назначил его наместником провинции Юньнань, где он должен был искоренить сопротивление сторонников прежней династии, возглавляемых последним императором так называемой династии Южная Мин Чжу Юланом (император Юнли). В том же году Чжу Юлан бежал в Бирму, и в 1662 году был выдан оттуда У Саньгую и маньчжурскому генералу Айсинге, которые и казнили его (вероятно, не без указания из Пекина).

Пока маньчжуры были заняты наведением порядка на севере страны, южные провинции Юньнань, Гуандун и Фуцзянь фактически превратились в самостоятельные княжества во главе со своими наместниками. В 1673 году, когда император Канси попытался урезать их самостоятельность, разразился Мятеж трёх феодалов, в ходе которого У Саньгуй провозгласил себя первым императором династии Чжоу.

В 1674 году У Саньгуй выдвинулся в центральные районы Китая, однако колебался идти к Пекину, тем более что в заложниках у пекинских властей находился его сын. В течение последующих лет он стал терпеть поражения, а в 1678 году умер от дизентерии. Его внук продолжал сопротивляться Канси до 1681 года.

Источники

• [books.google.com/books?as_brr=0&q=%22Wu+Sangui&btnG=Search+Books У Саньгуй на Google Books]

Отрывок, характеризующий У Саньгуй

– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.