Фатеев, Аркадий Николаевич

Фатеев Аркадий Николаевич (1872, Курская губерния — 1952) — русский учёный-правовед, профессор.

Биография

Родился в Курской губернии.

В 1896 году окончил юридический факультет Харьковского университета со степенью кандидата прав. Был оставлен для приготовления к профессорскому званию по кафедре энциклопедии права и истории философии права. В 1907 году в Харьковском университете защитил магистерскую диссертацию по специальности государственное право на тему: «Очерк индивидуалистического направления в истории философии государства (Идея политического индивида)».

С 1900 года вёл преподавательскую деятельность в должности приват-доцента Харьковского университета. Читал лекции по «Философским правовым учениям XIX века» и вёл практические занятия по энциклопедии права и истории философии права.

После Октябрьской революции в эмиграции. Проживал в Чехословакии.

Профессор Русского юридического факультета, Русского народного университета, Русского института сельхозкооперации, председатель Русского исторического общества (1934—1938), председатель Совета Русского заграничного исторического архива (с 1935 года), ректор Русской ученой академии (1945).

Научные интересы

Сферу научных интересов А. Н. Фатеева составляли проблемы истории правовых и политических учений.

Несомненный и наиболее весомый вклад А. Н. Фатеева в разработку правовой науки состоит в обстоятельном освещении основных направлений политико-правовых учений XIX века, их сути, содержания, а также результатов воздействия на процессы развития западноевропейского права и государства. Как полагал автор, специфику истории политических и правовых учений XIX века характеризует борьба школы либерально-представительного конституционализма со школой индивидуалистических тенденций, а также борьба позитивной и спекулятивной теорий права. В числе новых политико-правовых учений, появившихся в том веке, он особо выделял утилитарную школу политического радикализма во главе с И. Бентамом и Д. Миллем, школу национального историзма (Савиньи, Пухта и другие), органическую теорию государства (Аренс, Блюнчли), юридический позитивизм, новую школу возрожденного права.

В основе же полемики политико-правовых учений и теорий XIX века, считал А. Н. Фатеев, лежит поиск ответа на вопрос о способностях правовой науки познать суть права и способах такого познания. Способна ли правовая наука как одно из звеньев единого ряда наук, расположенных по линии от неорганического к органическому и социальному, как это сделал О. Конт, начиная астрономией и кончая социологией (включая сюда науку о праве и государстве и историю), познать объективные законы развития права и государства. Либо между природными и социальными науками лежит пропасть, которую по формальной теории И. Канта может перескочить человек только в образе человека-ноумена, человека с его умопостигающим характером? От решения этих вопросов прямо и непосредственно зависит и понимание социальной обусловленности права и его сущности.

Индивидуализм с его противопоставлением государству и действующему законодательству, начиная с середины XIX века успешно преодолевается представлением о тесной связанности индивидуума с другими лицами и обусловленности права не столько внутренними личностными качествами индивидуума, сколько конкретно-историческими условиями, в которых действует само право. И этот вывод имеет решающее значение для всего последующего развития правовой науки. Индивидуализм в праве не решил задач, которые первоначально он обещал решить. Как писал А. Н. Фатеев, «право, лишенное содержания, оказывается пустым, государство без культурных задач и идеалов слепым, законодательство беспомощным перед гнетом стареющей правовой охраны, которая не может не создавать привилегированного положения. Равная же свобода, о которой говорила теория, явилось только голым правом».

А. Н. Фатеев напечатал несколько небольших публицистических и беллетристических произведений.

Основные труды

• Идея личности в политико-философских сочинениях Д. И. Каченовского. — Харьков, 1905.
• Развитие индивидуализма в истории политических учений. — Харьков, 1904.
• К учению о существе права. — Харьков, 1909.
• [elib.shpl.ru/ru/nodes/22092-fateev-a-n-m-m-speranskiy-1809-1909-biograficheskiy-ocherk-harkov-1910#page/1/mode/grid/zoom/1 М. М. Сперанский. 1809—1909: биографический очерк. — Харьков, 1910. — 80 с.]
• История общих учений о праве и государстве. — Харьков, 1908, 1909, 1912.
• Любовь и правда у Толстого. — Харьков, 1911.
• Позитивная наука и некоторые её критики. — Харьков, 1911.
• Русский методолог теории права. — Харьков, 1917.

Ссылки

• [www.law.edu.ru/person/person.asp?persID=1125857 Биография на сайте «Юридическая Россия»]

Отрывок, характеризующий Фатеев, Аркадий Николаевич

Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.