Хоругвь (православная)

Хору́гвь (от праслав. *хоrǫgу «знамя, стяг») — религиозное знамя с образом Иисуса Христа, Богородицы или святых. Используется в Православной и Восточнокатолических церквях, являясь символом победы над смертью и диаволом.

Внешний вид

Хоругвь представляет собой поднятый на высокое древко крест со священными изображениями либо икону, украшенную бахромой и кистями. Хоругви иногда делались из металлов с украшениями из серебра, золота, эмали и финифти. Матерчатые хоругви чаще всего вышивают золотом по парче или бархату. Древки хоругвей обычно деревянные и высокие, иногда (при большом весе хоругви) имеют приспособления для несения вчетвером.

Назначение

Хоругви предназначены для крестных ходов, во время которых их несут впереди шествия, как правило, мужчины (хоругвеносцы). Всё остальное время хоругви находятся в храме, где их укрепляют возле правого и левого клиросов.

Литература

• Хоругви // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Хоругвь (православная)

– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.