Хофштадтер, Дуглас

Дуглас Ричард Хофштадтер
Douglas Richard Hofstadter
Научная сфера:	физика информатика
Место работы:	Индианский университет
Учёная степень:	доктор философии (PhD) по физике (1975)
Альма-матер:	Стэнфордский университет
Известные ученики:	Дэвид Чалмерс
Награды и премии:	Пулитцеровская премия Американская Литературная премия член Американской академии искусств и наук

Ду́глас Ричард Хофшта́дтер (англ. Douglas Richard Hofstadter; род. 15 февраля 1945, Нью-Йорк) — американский физик и информатик; сын лауреата Нобелевской премии по физике Роберта Хофштадтера. Получил всемирную известность благодаря книге «Гёдель, Эшер, Бах: эта бесконечная гирлянда», опубликованной в 1979 году и в 1980 году получившей Пулитцеровскую премию в категории «Нехудожественная литература».

Биография

Учился математике в Стэнфордском университете до 1965 года и физике в Орегонском университете до 1972 года. Там же в 1975 году защитил диссертацию по физике. Его последующая научная деятельность связана с Университетом Регенсбурга, Индианским университетом в Блумингтоне, Массачусетском технологическом институтом и Мичиганским университетом.

Хофштадтер — член Американской ассоциации кибернетики и общества когнитивистики. Лауреат премии Общества Литературных критиков, Пулитцеровской премии и Американской Литературной премии.

В настоящее время — профессор Индианского университета, руководитель Центра по изучению творческих возможностей человеческого мозга.

Взгляды

Хофштадтер выражал скепсис в отношении широко известных проектов и подходов в целом в области ИИ. К примеру, по поводу поражения Гарри Каспарова суперкомпьютером Deep Blue он сказал, что это событие является поворотным моментом, но при этом не имеет ничего общего с развитием у компьютеров разума.

Хофштадтер был как участником прогнозов технологической сингулярности, так и организатором дискуссий на эту тему. В 1999 году он организовал симпозиум при Индианском университете, а в апреле 2000 года другой симпозиум при Стэнфордском университете, где стал председателем экспертной группы, состоящей из Рэймонда Курцвейла, Ханса Моравека, Ральфа Меркла, Билли Джоя и других. Хофштадтер выражал сомнение в вероятности сингулярности в обозримом будущем.

Закон Хофштадтера

Шуточный рекурсивный закон, который говорит, насколько сложно планировать что-либо.

Любое дело всегда длится дольше, чем ожидается, даже если учесть закон Хофштадтера.

Упоминается в книге «Гёдель, Эшер, Бах: эта бесконечная гирлянда».

Библиография

• Хофштадтер Д. Гёдель, Эшер, Бах: эта бесконечная гирлянда = Gödel, Escher, Bach: an Eternal Golden Braid. — Самара: Бахрах-М, 2001. — 752 с. — ISBN 5-94648-001-4.
• Хофштадтер Д., Деннет Д. Глаз разума = The Mind's I. — Самара: Бахрах-М, 2003. — 432 с. — ISBN 5-94648-023-5.
• Ambigrammi: un microcosmo ideale per lo studio della creatività
• Eugene Onegin: A Novel Versification
• Fluid Concepts and Creative Analogies (1995)
• I Am a Strange Loop (2007)
• Le Ton beau de Marot: In Praise of the Music of Language (1997)
• Metamagical Themas (1985)
• Rhapsody on a Theme by Clement Marot. The Grace A. Tanner Lecture in Human Values, 1995.

См. также

• Бабочка Хофштадтера

Ссылки

• [www.paco.net/~indexless/wwg/index.htm World Wide GEB] — сайт, посвященный книге Хофштадера «Гедель, Эшер, Бах». Множество материалов.
• Хофштадтер, Д. [old.russ.ru/ist_sovr/other_lang/20001122_kun.html Массовая культура и угроза рациональной науке] // Русский журнал. — 22 Ноября 2000.
• Статья [metaphor.narod.ru/revew/hofstadter.htm Хофштадтер и Френч: Tabletop — микро-область для изучения сходства]
• [singinst.org/media/tryingtomuserationally Выступление] Хофштадтера на Саммите Сингулярности (англ.)

Отрывок, характеризующий Хофштадтер, Дуглас

– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил: