Хью Сесил Лоутер

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Хью Сесил Лоутер (25 января 1857[1] — 13 апреля 1944) — английский дворянин и спортсмен, 5-й граф Лонсдейла. За любовь к жёлтому цвету получил прозвище «Жёлтый Граф».



Биография

Сын 3-го графа Лонсдейла, он стал преемником своего брата, 4-го Графа Лонсдейла, в 1882 году. Хью Сесил был заядлым спортсменом и весельчаком и был известен как «величайший спортивный джентльмен Англии». Лоутер был одним из основателей Национального Спортивного Клуба, где в число его обязанностей входило вручение боксёрам чемпионских «Поясов Лонсдейла». Позднее в честь графа была названа марка одежды, обуви и боксерской экипировки Lonsdale.

После скандала в 1888 году Лоутер отправился на изучение арктических районов Канады к северу от острова Мелвилл и чуть было не погиб, не достигнув Кадьяка на Аляске, в 1889 году[2]. Граф Лонсдейл был вдохновителем создания размера сигар Lonsdale и был участником знаменитого пари с Джоном Пирпонтом Морганом по поводу того, что человек может обогнуть земной шар, оставшись неузнанным. Он увлекался охотой на лис, а также был большим поклонником футбола. В течение короткого периода в 1936 году Хью Сесил Лоутер был председателем клуба «Арсенал» (ранее он был его директором). Позже Лонсдейл стал почетным президентом этого клуба.

В 1966 году была опубликована биография графа Лонсдейла — «Желтый Граф: жизнь Хью Лоутера» (ISBN B0006BNPO6).

Напишите отзыв о статье "Хью Сесил Лоутер"

Примечания

  1. Penguin Pocket On This Day. — Penguin Reference Library, 2006. — ISBN 0-14-102715-0.
  2. [query.nytimes.com/mem/archive-free/pdf?res=FB091FFE3B5413738DDDAF0994DD405B8984F0D3 Lord lonsdales trip. he arrives in new-york with trophies of his travels. — View Article — NYTimes.com]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Хью Сесил Лоутер

– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал: