Цимити

Древнее селение Цимити осет. Цымыти Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Северная ОсетияСеверная Осетия Муниципальный район Алагирский Сельское поселение Фиагдонское Координаты 42°50′16″ с. ш. 44°17′27″ в. д.42.8379472° с. ш. 44.2910056° в. д. / 42.8379472; 44.2910056    Население 20 человек (1984) Часовой пояс UTC+3 Автомобильный код 15 Показать/скрыть карты

Цмити (осет. Цымыти) — старинное осетинское горное селение в Куртатинском ущелье Северной Осетии, неподалеку от Верхнего Фиагдона. Селение расположено на склоне горы Кариу-хох, возвышаясь над левым берегом реки Фиагдон. Постоянное население давно отсутствует, но выходцами отсюда считаются многие осетинские рода и фамилии.

История

Согласно преданиям, Цымыти основан в начале 14 века. Его основателем, принято считать Цымыти (имя собственное) — военачальника последнего аланского царя Ос-Багатара.

Селение Цымыти являлось центром Цымытинского общества (своего рода независимой гражданской общины, со своим сословным укладом, законодательным собранием (ныхас) и судебной системой (тархон), комплектовавшихся из представителей высшего сословия — уазданов), занимавшего верхнюю часть Фиагдонской котловины. В Цымытинскую гражданскую общину, помимо собственно с. Цымыти, входили его довольно крупные отсёлки — Кадат, Хидикус, несколько позднее — Урикау, которые в народе именовались «æртæ Цымыти» то есть три Цымыти. Эти отсёлки населяли фамилии, происходящие от сыновей Цымыти, Селиться там сторонним фамилиям запрещалось. Помимо этих отсёлков к Цымытинской общине примыкали селения фарсаглагов — Харисджин и населенные пункты Хилакской котловины. Время от времени к общине примыкали селения Лац и Кора.

Самым развитым видом производства в Цымыти было скотоводство. Община славилась своими многочисленными тучными стадами крупного и мелкого скота. Помимо скотоводства в Цымытинской общине широко практиковалось хлебопашество, наряду с собственными фамильными земельными наделами существовали и общинные пахотные угодия, под которые была задействована обширная местность Ахсаби — на месте современного поселка Фиагдон. Так же были развиты охотничьи промыслы, пчеловодство, садоводство. Славился Цымыти и своими кузнецами — оружейниками и краснодеревщиками. В прошлом этот населённый пункт, находящийся в месте защищённом от набегов был одним из немногих мест сбыта и покупки различных произведений искусства, товаров широкого потребления.

В селении зафиксировано более 30 памятников архитектуры — боевых и жилых башен, склепов и др.

Топографические карты

• Лист карты K-38-41 Мизур. Масштаб: 1 : 100 000. Состояние местности на 1984 год. Издание 1988 г.

Ссылки

• [mirtv.ru/programms/69623/episode/6560659 ЦМИТИ — МУЗЕЙ ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ]
• [lostosetia.ru/object/403/ Потерянная Осетия: Цымыти (Цмити)]
• [www.iriston.com/nogbon/news.php?newsid=186 Цимити — Цымыти]
• [video.yandex.ru/users/region15ru/view/450/ Наше наследие — Цымыти]
• [osetins.com/1455-kuyrtattag-xaberttae.html Куыртаттаг хабæрттæ]
• [video.mail.ru/mail/datoso/_myvideo/9.html Легенды Куртатинского ущелья. ЦЫМИТИ.]

Отрывок, характеризующий Цимити

– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.