Чагай-I
Чагай-I (англ. Chagai-I) — первое ядерное испытание Пакистана 28 мая 1998 года. Пять подземных взрывов были произведены возле города Чагай в провинции Белуджистан[1], за ними 30 мая последовало ещё одно испытание. Таким образом Пакистан стал восьмым государством в мире, имеющим ядерное оружие. Также Пакистан является одной из двух держав в Южной Азии, обладающих ядерным оружием (Индия провела своё первое испытание в 1974 году).
Предыстория
Пакистанская ядерная программа стартовала в январе 1972 года. Непосредственным поводом к её началу стало тяжелое поражение Пакистана в войне с Индией, в результате которого пакистанская правящая верхушка осознала превосходство Индии в обычных вооружениях[2]. Премьер-министр Зульфикар Али Бхутто подписал приказ о создании Министерства науки и технологии и расширении деятельности Комиссии по атомной энергии (КАЭ) с целью создания собственной «пакистанской ядерной бомбы». Он подчеркнул, что необходимо иметь сильную и хорошо подготовленную армию способную защитить страну от врага, в частности от индийских вооруженных сил[3]. В июле 1976 года начались работы над созданием ядерного оружия в научно-исследовательских лабораториях (г. Кахута) под руководством Абдул Кадыр Хана. В 1978 года был заморожен проект постройки завода по переработке ядерного топлива (разработка велась совместно с французскими специалистами). В начале 1982 года было завершено строительство завода по обогащению урана в Кахуте. В 1995 года завершено строительство, выведение на полную мощность первого реактора-наработчика плутония на АЭС в районе г. Кхушаб (провинция Синд)[4].
Ядерное испытание
Пять испытательных подземных взрывов были проведены 28 мая 1998 года на полигоне в районе Чагай-Хиллз (англ. Chagai Hills). Все заряды были сделаны на основе урана. Заявленная пакистанцами суммарная мощность этих взрывов превысила 40 килотонн[4], причем, якобы, одно из взорванных устройств с мощностью 25 — 36 килотонн было с тритиевым усилением. Однако существует мнение, что объявленная мощность была существенно завышена и что истинное суммарное энерговыделение составило 9 — 12 килотонн[2].
Проведенные Исламабадом испытания стали своего рода ответом на индийскую серию ядерных испытаний 11 и 13 мая 1998 года. [2]
Международная реакция
Саудовская Аравия в знак поддержки ядерных испытаний, бесплатно поставляла Пакистану 50 000 баррелей нефти в день. Эта мера была вызвана тем, что большинство стран мира ввели экономические санкции против Пакистана. Благодаря помощи Саудовской Аравии, Пакистан перенёс санкции с меньшим ущербом для своей экономики, чем ожидалось, хотя экономические трудности, вызванные эмбарго, оказались всё равно тяжёлыми[5].
Напишите отзыв о статье "Чагай-I"
Примечания
- ↑ [nuclearweaponarchive.org/Pakistan/PakTests.html Pakistan’s Nuclear Weapons Program — 1998: The Year of Testing]
- ↑ 1 2 3 www.fas.org/nuke/guide/pakistan/nuke/ Pakistan Nuclear Weapons. A Brief History of Pakistan’s Nuclear Program
- ↑ [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,905593,00.html The World: India: Easy Victory, Uneasy Peace — TIME]
- ↑ 1 2 [www.iimes.ru/rus/stat/2004/14-09-04.htm С. М. Хмелинец «Ядерная программа Исламской Республики Пакистан»]
- ↑ [www.brookings.edu/opinions/2008/0128_saudi_arabia_riedel.aspx Saudi Arabia: Nervously Watching Pakistan — Brookings Institution]
Отрывок, характеризующий Чагай-I
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.
Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
