Чернецов, Григорий Григорьевич
| Григорий Григорьевич Чернецов | |
 Евграф Крендовский. «Семь часов вечера». Коллективный портрет, на котором изображены читающий П. П. Свиньин, Г. Г. Чернецов (у самовара), Н. Г. Чернецов (с трубкой), В. П. Лангер (со стаканом) и А. П. Сапожников (на спинке кровати). | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Жанр: | |
| Учёба: | |
| Покровители: | |
| Звания: | |
 Работы на Викискладе | |
Григо́рий Григо́рьевич Чернецо́в (Лух, 12 ноября 1802 — 8 июня 1865, Санкт-Петербург) — один из братьев Чернецовых, академик пейзажной живописи.
Биография
Родился в селе Лух, Костромской губернии, 12 ноября 1802 года в семье мещанина. Первые художественные навыки получил от старшего брата Евграфа. Уже в детстве он обнаруживал большие способности к рисованию; в начале 1819 года Чернецов обратился в Академию художеств с письмом, к которому приложил два небольших рисунка с эстампов, с просьбой принять его в ученики Академии на казенный счет, так как недостаток средств отца не позволяет ему поступить в Академию на собственный счет. Из-за малого возраста и отсутствия свободных мест ему было отказано, но Академия, уважая его желание быть художником, предложила ему бесплатно нужные художественные пособия.
Однажды через Лух проезжал П. П. Свиньин, и он заметил способности Чернецова к рисованию, взял его с собою в Петербург и рекомендовал Обществу поощрения художников. При поддержке общества Чернецов стал посещать классы Академии, в 1819 году, в качестве постороннего ученика. Он обучался под руководством С. Ф. Галактионова, А. Г. Варнека, позже М. Н. Воробьева (с 1823).
Уже в 1821 году Академия наградила его за живопись; в 1825 году за живопись перспективную он был удостоен серебряной медали первого достоинства. В 1826 году Чернецов представил вид Военной Галереи и пейзаж, писанный с натуры, за что и получил золотую медаль второго достоинства и признан художником XIV класса. В 1831 году он был удостоен звания академика за исполненную, по назначению Академии, картину, изображающую вид в окрестностях Петербурга.
Вместе со своим братом Никанором, он много путешествовал, посетил Кавказ, Грузию, в 1838 году изъездил Волгу от Рыбинска до её устьев, в 1840 году отправился в Италию, а оттуда в Египет, Палестину и Европейскую Турцию, откуда вернулся лишь в 1844 году. Подобное же путешествие он совершил в 1846—1849 гг. В своих путешествиях Чернецовы срисовывали все достойное внимания. Рисунки их служили им в дальнейшем темами для картин. За целый альбом видов Палестины им назначена была Академиею Художеств награда в 1000 рублей. Эскизы и этюды поволжских видов очень заинтересовали иностранных художников, которым Чернецовы показывали их в Риме. Они собирались издать альбом волжских видов, но, к сожалению, не привели в исполнение своего желания.
В 1846 году Григорий Чернецов, вместе со своим братом Никанором и Сергеем Ивановым, родным братом знаменитого живописца, был отправлен за казенный счет в Италию, где пробыл три года. В 1849 году он вернулся обратно в Петербург, причем ему было дано по Высочайшему повелению на дорогу 100 червонцев. С 1829 года он носил звание придворного живописца и получал содержание от Кабинета Его Величества.
Братья Чернецовы был в дружеских отношениях С А. С. Пушкиным. Украшением кабинета А. С. Пушкина был пейзаж кисти Никанора Чернецова «Дарьяльское ущелье» (1832)[1]. На полях рукописи «Путешествие Онегина» сохранился пушкинский набросок портрета Григория Чернецова[2].
Умер 8 июня 1865 года, в Петербурге.
Семья
- Отец — Чернецов, Григорий Степанович (1774—1844) — иконописец, мещанин города Лух Костромской губернии.
- Брат — Евграф.
- Брат — Чернецов, Никанор Григорьевич (1805—1879) — художник.
Картины
- «Погребальный катафалк Императрицы Марии Федоровны»;
- «Вид в окрестностях Петербурга»
- «Парад 6 октября 1831 года в Петербурге»
- «Мертвое море» — картина написана в 1850 году и принесена в дар Академии самим художником в 1859 году.
- «Майский парад в 1837 году».
- «Вид Ярославля»
- «Площадь святого Петра в Риме»
- «Разлив Нила»
- «Вид на Генисаретском озере»
- «Портретная группа литераторов: Пушкин, Жуковский, Крылов и Н. Гнедич» — в московской Третьяковской галерее
Акварели
- «Император Александр І, сидящий за письменным столом»;
- «Последние минуты пребывания Императора Александра І в Петербурге»;
- «Пишущий мальчик»;
- «Портрет Г. С. Чернецова»;
- «Портрет Н. А. Томилова»;
- «Патриарх Александрийский» (Русский музей);
- «Юлюмче, княгиня Калмыцкая» (Русский музей);
- «Князь Хомутовского Калмыцкого улуса Сербаджаб Тюменев» (Русский музей).
Галерея
- Painted-portraits-of-writer.png
Портрет Крылова, Пушкина, Жуковского и Гнедича.
- Григорій Чернецов На Волзі. Круча. Етюд.jpg
На Волге. Круча. Этюд.
- Grigory Chernetsov Syukyeevsky Mountains.jpg
Вид Сюкеевских гор на Волге в Казанской губернии.
- 1837. Пушкин в Бахчисарайском дворце.jpg
Пушкин в Бахчисарайском дворце.
- Chernecov - Grotto of Summer Garden.jpg
Грот в Летнем саду Петербурга (не сохранился).
Напишите отзыв о статье "Чернецов, Григорий Григорьевич"
Примечания
Литература
- Обручев С. В. Неизвестный вариант картины братьев Чернецовых «Пушкин в Бахчисарайском дворце» // Пушкин: Исследования и материалы. — М., Л.: Изд-во АН СССР. Ленинградское отд, 1956. — Т. 1. — С. 369—371.
- Петров П. Н. Сборник материалов для Истории Имп. Академии Художеств, т. II, стр. 133, 188, 196, 208, 215, 224 и 265; т. III, стр. 17, 55, 101, 122 и 211, и «Указатель» к нему А. Е. Юндолова.
- Сомов А. Картинная Галерея Императорской Академии Художеств, I, 53 и 191.
- Ровинский Д. А. Подробный словарь русских гравированных портретов, т. І, стр. 170 и 820, примеч. стр. 235 и 254.
- Толь Настольный словарь для справок по всем отраслям знания", т. III, стр. 996.
- Настольный энциклопедический словарь / А. Гранат и К°, стр. 5125.
- Березин Н. Русский энциклопедический словарь".
- Nagler Künstler-Lexicon, B. 19, стр. 142.
- Стасов В. В. Собрание сочинений, т. І. стр. 880.
- При написании этой статьи использовался материал из Русского биографического словаря А. А. Половцова (1896—1918).
Ссылки
- [www.rusmuseum.ru/exhib/lenta/exhibition1999/exhibition875/ Братья Чернецовы и Пушкин]. Официальный сайт Русского музея
Отрывок, характеризующий Чернецов, Григорий Григорьевич
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.
Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
